— Вооот. Нас, — я поднял палец вверх, — это устраивает. Я прошу вас чтобы к вечеру я пришёл к Алевтине, и она мне выдала на руки готовый письменный ответ. Исходящий, дата, подпись, печать. Могу я на вас рассчитывать?

— У нас много работы. Сроки… Согласование… Законы, знаете ли…

— Сегодня вечером я забираю письмо, потому что завтра иду на поклон к Губачинскому. С ответом или без него. И если без него, то выгораживать вас не стану, прямо скажу, виноват Пистунов, его и прошу казнить. Вы же понимаете, что если прокуратура половину ваших отправила под арест, то это не означает что к остальным нет претензий? Просто, кто-то должен дело делать, работать. Будет письмо, простое, прошу заметить, по содержанию, это показатель, что работа делается. А если не делается, прошу не обижаться. Всего доброго.

Я встал, приосанился и вышел, не прощаясь.

…

Письмо с витиеватым отказом вечером у меня, разумеется, было. Формально это не отказ, а длинное цитирование норм об уплате ввозного сбора. Но по смыслу — отказ, просто так мы вам паровоз не отдадим, а сумма, оплаченная по решению суда фискальную службу, не касается. Всё прогнозируемо, я только лишь ускорил естественный процесс.

А ещё на меня посмотрела с ненавистью Алевтина. Моё магическое чутьё даже чуточку шевельнулось, кажется, она попыталась меня проклясть. Ну, добро пожаловать в клуб «мы жалкие ничтожества и ненавидим Филинова».

Главное что? Письмо, которое я бегло прочёл — у меня и я закинул его в офис, в соответствующую папку, прежде чем пешком отправился в «Золотой фазан».

На входе, как оказалось, обыскивали. Во всяком случае, мужчин. Работало это правило вечером, поэтому я с ним сталкивался впервые. Ну, нынешний я.

Обыскивали ненавязчиво, с некоторым уважением, но всё же…

Так-то я адвокат с сюрпризом.

Я не стал понтоваться своим статусом (обыскивать адвоката процессуально сложно даже полиции), обманывать или юлить, а честно сказал охраннику, что у меня с собой пистолет и нож, причем нож я отдавать откровенно не готов. В крайнем случае вернусь в офис, оставлю сюрпризы там, времени только жаль. Поскольку начальником службы безопасности, которого позвал для разруливания этого вопроса — был Зураб, то он пошёл мне навстречу.

— Аркадий, дарагой! Отдавай пистолэт, мы его положим в ящик, дадим тебе номерок. А нож, что за нож, пакажи⁉

Я продемонстрировал ему Шило, горец скептически потрогал лезвие. Оружие не произвело на него особого впечатления.

— Это у тебя как кинжал? — сделал хитрые глаза он.

— Ну да, типа того, — ответил я, имея в виду, что он весьма отдалённо напоминает его, то есть кинжал.

— Кинжал для мужчины, это святое! Оставь себе. Но! Обещай, что никому показывать его не будешь, размахивать, угрожать. Это не серьёзно. Если кто увидит, я скажу, что мы не знали, не видели, отнимем и поругаем тебя!

— Зураб Ливанович, да кому я его покажу, это против монстров при прорыве, я же адвокат, сугубо мирный человек.

— А… Ну да, дэйствительно. Иди. Много не пей, не гневи хозяйку.

Я подошёл к бармену, тот смазал меня взглядом, поставил передо мной и молниеносно наполнил водкой рюмку. Водка была ледяной и моментально запотела.

— Давно вас не было, Аркадий.

— Кхе. Да, понимаешь, приболел, врачи не велели… а не подскажешь, Рябинского ищу, сказали, что он постоянный посетитель.

Бармен ощутимо вздохнул и сделал горестное лицо.

Я приземлил на барную стойку пятирублевую купюру и сделал вид, что отвернулся.

Купюра исчезла, бармен приблизился к моему уху и показал в зал пальцем.

— Вон тот господин. Вредный мужик, ругается чуть что, чаевых сроду не оставлял.

Я достал ещё одну такую же купюру.

— А что ещё интересного расскажешь, голубчик?

— Вам-то зачем? Он вроде не дама, чтоб его охмурять? — недоверчиво покосился он на купюру.

— Деньги лишние, — огрызнулся я. — Он денег моему клиенту должен, хочу с ним поговорить, думаю, на какой кривой козе к нему подъехать.

— Ну, если подумать… Благородный, из купцов, руками сроду не работал. Местный. Деньги любит, жадный, скандалист, считает себя умнее других.

— А полицию боится? Суд, прокуратуру, каторгу?

— Неее… У него шурин в кадровой службе в полиции, большая шишка, он его много лет прикрывает.

Ага, значит вариант с угрозами не сработает.

— А дела у него как идут?

— Шут его знает. Но раз тут по пару сотен за вечер проигрывает, значит деньги не последние.

— Жене изменяет?

— Вроде нет. По крайней мере тут к бабам не пристает и приходит один. А! Ещё пару раз так сильно поругался с другими посетителями, что даже и подрался.

Я дал бармену его честно заслуженные пять рублей. Сказанное им было не точным, и не факт, что правдой, как и любая оперативная информация. И всё же отталкиваться буду от неё, у бармена не было причин меня обманывать. Итак, он азартный, а вот запугать его не получится.

Моя мишень ушла в игорный зал, я взял с собой рюмку водки, к которой не притронулся, и неторопливо пошёл следом.

Рябинский стоял и кушал бутерброд, стараясь не уронить кусок шпротины с него. Бутерброды подавали в игорном зале «на халяву», он без зазрений совести трескал уже третий.

— Илларион Петрович?

— Да, — Рядинский поймал языком остаток рыбы, съел и перевёл свои слезящиеся глаза на меня. — А вы, голубчик, кто?

— Барон Аркадий Филинов. Я приобрёл прииск на Макарьевской изнанке, по соседству с вашим участком.

— Туфту ты купил, парень. Там почти нет макров, всё уже копано-перекопано.

— Я китайцев нанял. Результат небольшой, зато и зарплаты низкие.

— Хитро. А что ты от меня хотел?

— Думаю прикупить ваш участок. Холм. Лес вы срубили под корень, зверя выбили, зачем он вам.

— Ну, думайте, — хохотнул он, — я пока его продавать не собираюсь.

— А если бы собрались? Вы купили его много лет назад за шесть тысяч.

— Ну, так и быть, сейчас готов уступить его за двадцать пять.

— Макарьевская изнанка вот-вот закроется, на участке ничего нет. Вы когда-то давно проверяли, нет ли там макры, и выяснили что их там нет.

— Да ну. А вам он тогда на кой ляд?

— Для производственного процесса. Я могу купить два немецких насоса и буду качать по трубе воду, она самотёком спускаться