Геле одетая в темно-серую долгополую рубашку с узкими рукавами, заплела черные, жесткие волосы в одну косу, и проложила ее по кругу на голове, украсив не лентами, а седыми прядями. На девушке также был повязан серый лоскут ткани, проходящий по правому плечу и перекрещивающимися концами укрепленный на левом бедре.

Искра не сразу поняла, почему Геле не много клонится вправо, а когда последняя согнулась, чтобы поставить подле шкафа деревянное ведро с водой, разглядела, что на бедре у нее находится ребенок. Перекрестие ткани поддерживало под ножками и попой дитя, от коленки до коленки, частично укрывая спинку до плеч. Это был уже большой малыш, в сероватой, прикрывающей ножки рубашонке, с черными, волнистыми, до плеч волосами, со скуластым лицом, слабо выступающим носиком, и косо поставленными темными глазками. Широко отворив ротик, ребенок запихнул в него сжатый кулачок и громко причмокивал.

– Мето, – очень нежно молвила, разгибаясь, Геле и ее сопрано, светлое, высокое, только без полноты звучания проколыхалось по комнате, сберегая в нем свою юность и любовь. Она выудила перста дитя изо рта и бережливо утерла лоскутом висящей на противоположном бедре ткани губы.

– Зачем ты радость моя, тянешь пальчики в рот? – вопросила девушка, каждым выдохнутым словом лаская собственное дитя. – А, у моей ненаглядной Мето вновь режутся зубки. Скоро, моя красавица, встанет на ножки и пойдет, а потом будет вместе с мамой работать и петь песни.

Геле резко смолкла, из ее побледневших, уже не темно-карих, а блекло-бурых радужек на щеки враз прыснули слезы, а руки самую толику приподняли дитя вверх, отчего губы коснулись волос. Слегка покачиваясь вправо… влево, и единожды разворачиваясь, девушка внезапно запела, и затрепетали те мелодичные, простые слова, ласкающие слух и волосики малого ребенка:

«Глазки поскорей закрой

Баю-баю, птенчик мой!

Будет мать тебя качать,

Сон отец твой сберегать!»

– Что ты тут развылась, – послышалась скрипучая грубая речь и ей, точно подпела створка двери, а в помещение вошел мужчина.

Он принес на плече высокую деревянную бочку, с неровными внутренними стенками, словно выдолбленную из спиленного, мощного ствола дерева. Поставив бочку подле ведра с водой, кое дотоль внесла девушка, мужчина выпрямился и тягостно задышав, добавил:

– Чего все время ноешь, стонешь? Набрюхатилась, так нет, чтоб парнем, притащила эту девку. Кому она нужна будет. Столько беды, горя семье доставила, дрянь такая!

Искра не видела лица мужчины, ибо он стоял к ней спиной, хотя черные с проседью волосы кои он носил на макушке скрученными в пучок и широкий темно-синий халат подпоясанный тканным поясом выдавал в нем определенно родственника девушки.

– Отец! Ну, что ты вновь на меня причитаешь?! – враз откликнулась Геле, очевидно, устав выносить их оскорбления и побои. – Ты же сам не позволил мне выйти за Чунту. Снарядил погоню, в которой убили моего любимого. Силой отдал за Тоилуна, хотя знал, что я уже ношу под сердцем дитя Чунты.

– Надеялся! Я надеялся, что ты лгала и все еще девица, – теперь мужчина почитай вскрикнул, и слегка развернулся.

И Искра Тревзор смогла разглядеть его уплощенное лицо, выпирающие скулы, широкие губы, да маленькие черные глаза. На морщинистом лице отца девушки даже имелась небольшая черная с проседью борода, и редкая поросль волосков над верхней губой. Он резко шагнул в сторону подпирающего потолок комнаты столба и снял с крюка узкий, плетенный ремень, да вроде даже не поворачиваясь к дочери стремительно стегнул одним его концом в воздухе. Тонкий кожаный ремень просвистев, в единый миг полоснул Геле по спине, а мужчина вновь и вновь взмахивал им, стараясь пройтись теми хлесткими ударами не только по дочери, но и по внучке. Геле опять же скоро, абы ожидаючи, укрыла голову и тельца ребенка руками, и подставила под удары собственную спину. Едва слышно пискнула Мето также, как и ее мать, привыкшая к побоям.

Впрочем, более громко вскрикнула Иса, размыкая досель сомкнутый рот, не в силах терпеть этой покорности и холодной, чуждой ей жестокости:

– Не троньте! Не смейте!

Гул голоса наполнил собой весь мозг Искры Тревзор и она разком дернулась вперед, будто падая в мгновенно развернувшиеся пред ней газовые туманности, звезды, межзвездный газ, пыль, небесные тела и их системы, электромагнитные поля, космические, элементарные частицы, словом в звездный рукав.

Глава пятнадцатая

– Тише, тише, Ика, – прозвучал над девушкой столь знакомый баритональный тенор, легкий, лиричный, неизменно успокаивающий. И враз по бровям и одновременно очам прошлись тонкие перста Болорева Пелгома А6С, на первых распрямляя волоски, а вторые, вроде как целуя.

Искра открыла глаза и увидела пред собой бело-голубой сферической формы свод, а потом проступило лицо первого дайнагона Совета Академии Мозга треугольной формы с широким лбом, массивной нижней челюстью, узким носом, несколько сдавленным в основании. Серо-голубые очи Болорева Пелгома уставились изучающе и обеспокоенно на девушку, полноватые блекло-алые губы слегка изогнулись, самую толику вздев вверх галочку на верхней, и таковым видом символизируя радость.

– Ментор, вы? – чуть слышно вопросила Искра, не столько не ощущая боли или слабости, просто доколь и вообще не воспринимая, как бывало зачастую с ней после лечения, собственного тела. – Вы? А жук?

– Думаю, что жукообразное существо, напавшее на вас, уже пробудилось. Коли его не съел кто-то более крепкий, чем вы, наша редкостная девуня, – очень мягко отозвался первый дайнагон и теперь улыбнулся заметнее.

– Как вы меня нашли? – все с той же отстраненностью от собственного тела, и, ассоциируя себя с мельчайшей точкой, вопросила девушка.

Впрочем, осознанно понимая, что лежит на кушетке в бело-голубой, шарообразной, комнате, лечебного отделения, где возле стен, пола, потолка едва курился разрозненный пар, на одном из судов, определенно, модификации сый, ибо и сами размеры, и высота круглого свода на это наглядно указывали.

– Почему вы ушли? Почему не выполнили, что я велел, Ика? – теперь голос Болорева Пелгома зазвучал властно, не грубо, не жестоко, лишь властно.

Однако, после пережитого и увиденного, сия властность, словно удар узкого плетенного ремня, прошлась по мозгу Искры. Махом расплескивая из сосредоточенной в точке субстанции вязкие потоки в стороны и создавая ее объемный желтоватого цвета мозг, и опять же мгновенно подключая к нему остальное тело. Поелику разком содрогнувшись Иса ощутила не только свои конечности, но и выплеснувшиеся из глаз слезы. Да горько заплакав, мешая всхлипы, дрожь, слова принялась рассказывать ментору о том, чему стала очевидцем. Болорев Пелгом немедля присел на выскочивший из поверхности кушетки стульчак с низкой спинкой, и, схватив девушку в объятия, укрыл собственными руками на груди. Давая возможность выговориться,