— Возьми! Это запасной. Пусть у тебя будет. Не звони в дверь. Серёжка ещё спит, и ты его не буди, пока он сам не проснётся. Вчера он у меня выглядел больным. Я ему там записку написала, но можешь на словах передать, что если он будет себя неважно чувствовать, пусть остаётся дома. Поняла?

Юля кивнула:

— Угу, поняла. А что с ним? Простыл?

— Нет, что-то с желудком. Вчера к вечеру разболелся. Пришлось даже Но-Шпу давать. Позавтракай там без него. В холодильнике творог, сметана, колбаска и сыр. Хлеб в хлебнице. Чай ты знаешь где. Всё понятно?

— Угу, понятно. Спасибо.

— Да! Вот ещё что! У нас на этаже лампочка перегорела. Будешь дверь открывать, следи за тем чтобы Персик не удрал.

— Это вы котёнка Персиком назвали? — рассмеялась Юля.

Тётя Галя усмехнулась:

— Серёжка ему имя дал. Это его игрушка. Ну всё, иди, иди! И мне уже пора.

***

Персик действительно вырвался на площадку, когда дверь открылась, но далеко не отбежал. Остался сидеть возле её ног. Юля подхватила его на руки, прижала к груди и зашла в квартиру. Дверь в Серёжкину комнату была плотно закрыта, поэтому первое, что она сделала, затворив за собой входную дверь и опустив котёнка на пол, это включила в прихожей свет.

Есть пока не хотелось. Дома она перекусила. Мама утром напекла оладьев, и они были ещё тёплыми, когда Юля почистила зубы, умылась, заплела косы и пришла на кухню. Не удержалась и съела целых четыре штуки...

***

Сняв с себя верхнюю одежду, Юля подхватила усевшегося ей на ногу котёнка под тёплое, меховое пузичко, подняла к лицу и потёрлась холодной с улицы щекой о его тёплый бочок. Персик громко замурлыкал. Так, с котёнком у подбородка, она прошла тёмным коридором до кухни, включила там свет и осмотрелась. Два блюдечка — одно с молоком и другое с остатками мелко рубленной рыбы — нашлись на полу возле мойки. Подошла туда, опустила котёнка на пол, подождала.

Он был сытым. Вразвалочку подошёл к блюдечкам, понюхал рыбу, потом молоко, лизнул, но даже не стал присаживаться, тут же отвернулся и вернулся к её ногам. Поднял голову и негромко мяукнул. Пришлось брать его на руки. Так, с ним на руках, она и пришла в спальню к Серёге.

Ни о чём таком она не думала, когда ложилась к нему под одеяло. Просто хотелось снова почувствовать его тепло, погладить его по груди, прижаться к ней сначала губами, а потом щекой и ухом, услышать ровное биение его сердца. Так захотелось, что тут же забыла о просьбе Галины Сергеевны не будить его.

Руками старалась к нему не прикасаться. Знала, что они у неё ещё не согрелись. Просто улеглась с ним рядом. Коснулась коленкой его бедра, и Серёга тут же пошевелился. Медленно развернулся сначала на спину, полежал пару секунд, а потом развернулся к ней. Хотел согнуть ногу и ударился своей коленкой о её коленку. Вот после этого он проснулся окончательно. Поднял голову с подушки, похлопал ресницами, узнал её в этом полумраке, протянул под одеялом руку и положил на её талию. Не открывая рта зевнул, потянул на себя, шепнул:

— Привет! Иди сюда, погрею!

Она с готовностью придвинулась, обняла его и крепко-крепко прижалась к нему на пару секунд. Потёрлась лбом о его щёку и шёпотом пожаловалась:

— Серёж, а я соскучилась… Сильно…

Серёга чуть отстранился от неё, высвободил руку, которая была зажата между их телами, медленно, осторожно поднял её и перевалился на спину. Шепнул: «Ложись сюда!» — и она поняла. Улеглась щекой к нему на плечо, руку положила к нему на грудь (Серый сегодня в беленькой футболке спал), прижалась животом к его боку и коленки к его ногам прижала. Они до сих пор не согрелись. Коленки мёрзнут так же сильно, как и руки. Никакие чулки или рейтузы не спасают, если мороз сильный, как сегодня.

Серёга дотянулся до её бедра, потянул на себя, и снова она без слов поняла, чего он хочет. Уложила коленку к нему на бёдра. Сразу так тепло и хорошо сделалось! А потом стало ещё лучше, потому что руку к нему под футболку просунула. Там у него очень тепло и даже жарко. Минут на пять они затихли. Всегда бы так согреваться.

А потом ЭТО наконец-то случилось. И оказалось, что это совсем не страшно. Совсем-совсем! И не так уж и больно. А вот радость от этого была такой большой, что она рассмеялась. И Серёга вместе с ней смеялся. Смотрел на неё сверху вниз и смеялся. Она потом спросила, что его так рассмешило, а он сказал, что смеялся просто от радости, а не от того, что смешно.

***

Чудеса начались, когда она вернулась из ванной. На кухне горел яркий свет, шумел закипающий чайник, Серёга резал сыр. На столе перед ним уже стоит тарелка на которой нарезанная колбаска красиво разложена. Когда Юля зашла на кухню, осторожно переступив через бросившегося под ноги Персика, Серёжка улыбнулся, и улыбка его была какой-то застенчивой. Понимает, что натворил и стыдится этого? Да нет, не похоже. Стыд у него сразу с краской на ушах и на щеках проступает.

Там, в ванной, она окончательно убедилась, что стала женщиной. Теперь нужно было обставить сцену так, как ей этого хотелось, поэтому она подошла к нему, обняла, привстала на цыпочки и тихонько сказала в подставленное ухо:

— Серёж, я хочу у тебя на коленках посидеть…

Серёга тут же засуетился, отложил нож, метнулся к рабочему столу, схватил кухонное полотенце, торопливо вытер руки, подскочил к обеденному столу, выдвинул стул, плюхнулся на него и выжидательно уставился на неё. Она повернулась к нему спиной, наклонилась, отставляя попу назад и осторожно села. Было немножко больно, и она поморщилась. Потом поёрзала у него на коленках, устраиваясь удобнее, положила руку ему на шею, пригнула к себе и, улыбаясь, шепнула:

— Серёж, а я, кажется, стала женщиной...

Против ожиданий, Серёжка остался совершенно серьёзен. Коротко поцеловал самый кончик её носа и негромко ответил:

— Ты сделала мне такой подарок… — помолчал пару секунд, разглядывая её лицо, ещё раз поцеловал, но на сей раз в лоб, и продолжил. — Теперь моя очередь делать подарки. Пусти-ка!

Она спрыгнула с его коленок, Серёга порывисто вскочил со стула и вылетел из кухни. Персик бедный попал-таки ему под