— Спрашиваешь! — Денджирг сняла с плеча дорожную сумку и бросила в угол комнаты за дверь. — А я-то боялась, что вы уже успели побывать там без меня. Конечно, пойду!

* * *

Много лет назад, когда Денджирг только окончила Академию и начала познавать тонкости службы в приграничном Запопье, она спросила Йоджинг, отчего та попросту не прикажет снести Барыган и выгнать прочь из Забрага всех его обитателей? Разве нельзя обязать купцов увозить обратно тех, кого не удалось продать или тех, у кого закончился контракт, но нет денег на обратную дорогу? На что Йоджинг ответила:

— Можно-то можно. Да только зачем? В Забраг никто не попадает случайно. Некоторые, правда, пожив здесь, уезжают, но те, в ком силен голос крови — остаются. В любом случае, чтобы понять, нравится тебе или нет, надо сперва попробовать, верно?

— Верно, — вынуждена была согласиться Денджирг. — Но разве может понравиться жизнь в Барыгане? И как можно судить по ней о Забраге?

Йоджинг пожала плечами.

— Судьба всех дэхдане начертана Великой Матерью. И, если она захотела, чтобы кто-то родился человеком и жил в трущобах, нам ли спорить с этим? Возможно, для кого-то такая жизнь испытание, наказание или урок. А мы — мы никого не удерживаем насильно. Если кто-то действительно хочет уехать, ему выделяют сумму из городского бюджета, достаточную, чтобы добраться до дома. Однако ты удивишься, если узнаешь, как мало, осевших в Барыгане людей, хочет этого.

— Это мне действительно непонятно, — призналась Денджирг.

Дардой она была основательной и настойчивой, во всем стремилась докопаться до сути, а потому, чтобы разобраться в этом деле, всякий раз, когда представлялась возможность, принималась расспрашивать обитателей Барыгана о том, что привело их в Забраг и как им живется.

— За полгода я могу скопить достаточно денег для того, чтобы купить одежду и во время Весенней или Осенней ярмарки попытать счастья на аллее шартм[1], — сказал ей как-то парнишка, подрабатывающий посудомойкой в одном из «веселых домов». — Ничего шикарного, само-собой, но, если отмоюсь и оденусь в чистое, может быть, кто-то и захочет взять меня к себе. Вы, огрихи, не слишком-то в этом разборчивы, вам лишь бы человек пришелся по сердцу, а кто он и откуда, вам дела нет. Так, может, и мне повезет?

— Повезет, если будет на то воля Великой Матери, — согласилась Денджирг. — Молись Ей и, возможно, Она услышит тебя. А главное, научись называть нас дардами, а не ограми, пока тебя никто не пришиб за неуважение! Не все, знаешь ли, такие добрые, как я!

Она спрашивала многих, и часто получала похожие ответы. Кто-то говорил, что Барыган вовсе не так плох, как портовые трущобы Лурии или Табирнии, где могут зарезать за лохмотья или кусок черствого хлеба. Кому-то был заказан путь обратно из-за совершенного на родине преступления. Кто-то потерял всю семью и возвращаться ему было не к кому, да и незачем, а кто-то просто привык и вовсе не хотел другой жизни.

— Здесь или там, что за разница? — сказал как-то бродяжка в отрепьях. — Люди местные не хуже, и не лучше, чем в других краях. А вот вы, стражницы тутошние, подобрее будете, потому как бабы завсегда жалостливые. Ну, женщины точнее. Вот госпожа Йоджинг с виду-то грозная, но зазря никого не обижает. Ежели кто натворит дел, прирежет там кого по пьяни, или силком заставит собой торговать, или приторговывать будет запрещенными зельями, таким, знамо дело, только держись. А остальных-то не обижает она, нет.

В том, что к жителям Барыгана Йоджинг относится куда добрее, чем, по мнению многих, следовало бы, Денджирг убедилась на практике. Казалось, глава шаджарадэрр знает по именам если не каждого, то уж точно добрую половину местных обитателей. Во время рейдов она то и дело останавливалась, чтобы перекинуться парой слов то с одним, то с другим оборванцем, интересовалась, как идут дела, не умер ли кто или не надумал ли уехать.

— Ты снисходительна к этим людям, но ведь не все они хорошие, — не выдержала как-то Денджирг. — Среди них встречаются и самые настоящие преступники! Снова скажешь, что это Удра направляет руку торговцев, выбирающих, кого привезти в Забраг, что они тут живут по Ее воле и не наше это дело, вмешиваться в их судьбу?

— Так оно и есть, — невозмутимо подтвердила Йоджинг. — А этим людям я сказала так, когда королева Уширг позволила мне все взять в свои руки: «Всякого, кто будет пойман за границами Барыгана на грабеже или ином злодействе, прикажу казнить безо всякого снисхождения. А потом приду в Барыган за всеми, кого он назовет перед смертью. И тоже самое будет, если узнаю, что кто-то убил или совершил иное преступление в самом Барыгане».

— И приходилось казнить?

Йоджинг хмуро взглянула на нее.

— А ты сама, как думаешь? Еще как приходилось и не раз еще придется! Люди понимают и уважают только силу. Зато теперь весь Барыган поделен на районы, в каждом есть староста, который следит за порядком. Знают, что это в их же интересах.

Денджирг тогда только руками развела. Порой, она не понимала, и втихомолку не одобряла действий Йоджинг, но со временем вынуждена была признать, что ее методы приносят плоды. Что бы ни творилось в самом Барыгане, а в Запопье людская преступность практически сошла на нет. Большая часть неприятностей случалась в «веселых» домах, расположенных на границе Барыгана, где собирались любители азартных игр, а еще можно было найти пригожего юношу, согласного на все за деньги. Во время приезда караванов эти притоны, где царили азарт и разврат, становились для шаджйаранг настоящей головной болью. Ссоры, перерастающие в драки и поножовщину, покалеченные, раненые, а то и убитые были здесь отнюдь не редкостью. А иногда случались вещи и похуже… Не обошлось без сюрпризов и в этот раз.

Дожидаясь у входа, пока шаджйаранги осмотрят комнаты одного из таких домов, Денджирг вдруг услышала со второго этажа столь грозный рев Йоджинг, что сразу бросилась наверх, перескакивая сразу через три ступени, опасно скрипевшие под ногами:

— Что еще за мер-р-рзость такая творится в этих проклятых стенах?!

Влетев в узкий полутемный коридор, освещенный расставленными тут и там маслеными лампами, от которых исходила вонь прогорклого масла, Денджирг увидела разъяренную Йоджинг, нависшую над съежившимся хозяином заведения, лепетавшим срывающимся голосом какие-то оправдания.

— Я думала, все уже повидала в своей жизни, но это!.. Тьфу! — Йоджинг в сердцах плюнула себе под ноги и, схватив хозяина за шкирку, принялась трясти, словно грушу или яблоню: —