Мать заперла дверь на амбарный замок снаружи. Я слышал, как она залезает в окно, и смеялся про себя, и ничего не мог с собой поделать. Я вышел через котельную, оттуда в сарай, из сарая на волю, легко сломав старую дверь,– и заревел громко, не в силах сдержать свой восторг!

Луна. Знаешь, как пахнет луна? Она пахнет пылью, холодом, росой и тяжёлыми столетними соснами в лесу. А ещё страхами и снами, ватным одеялом, сшитым бабушкой задолго до твоего рождения, старыми книгами и скрипучей доской в полу. Она пахнет домом. От этих запахов нельзя не реветь.

Я побежал по серебристой траве, догоняя луну и ревя в голос. Мыши-полёвки разбегались от меня, взлетали вспуганные жучки. Дома тянулись ко мне своими запахами, и яуже слышал, как выходит на охоту Лом.

Он был другой. Совсем другой. Он был сильнее и злее. Я раздувал ноздри, силясь учуять следы мальчишеских запахов под медвежьим тулупом. Книга. Пыльные страницы старой книги, над которой Лом просидел весь лунный месяц. Это было всё, что осталось в нём человеческого. Звериная шкура плотно приросла, я слышал запах голода и ярости, они опережали Лома далеко, заглушая жалкий запах пыльных страниц.

Скотины в деревне почти не осталось. Куры тревожно хлопали крыльями и метались по сараям. Глупые! Лом шёл не за ними! Луна освещала хрупкие домишки-коробочки, даже двери не во всех заперты на ночь. Зверь вздыбил шерсть на холке и потянул носом. Тяжёлые лапы, взрыхляя на ходу землю, бежали убивать. Язык вывалился из пасти. Его кончик мелко дрожал и капал слюной.

Лом свернул в ближайший двор, где в старом домике под окном спала на железной кровати парализованная старуха. Я читал, что оборотни начинают со слабых. Со стариков и детей. Еще я знал, что оборотень становится настоящим только после того, как попробует человеческой крови. Лом помнил, что не убил бабку в прошлый раз, и хотел закончить начатое.

Я погнался за ним. Я настиг его уже под окном: несколько брёвен, пара движений могучих лап – и слабый запах мальчика с книжкой навсегда исчезнет из-под звериной шкуры. Я перехватил его, когда он уже лез в окно. Наподдал лапой, сдёрнул. Лом, похоже, не замечал меня раньше, был слишком занят мыслью о бабке. На меня глянули два изумлённых глаза – и здоровенная туша взвилась на дыбы.

Морду мою тут же пронзила боль: Лом вцепился клыками прямо в переносицу, и это было невыносимо. Я заорал как человек и, кажется, потерял сознание. Лом всегда был сильнее меня.

Очнулся я от выстрела. Пуля вошла мне под ребро. Я вскочил и помчался прочь на трёх ногах. Из дома, оставленного позади, пахло ужасом, кровью и странным покоем, с которым я не знаком. АЛом был уже далеко.

Я торопился. Рана в боку колола, но надо было бежать. Лом, попробовавший крови, уже стал зверем и моим вожаком. Такие правила. Зверь без стаи хуже бездомного пса, и если Альфа-зверь (это больше не мой друг Лом) прикажет идти с ним убивать, я должен буду подчиниться. Если сам не успею стать вожаком. Поэтому я спешил. Боль от пули проходила быстро: добежав до леса, я уже не хромал.

Лес жил своей жизнью. Лиственные деревья, закрытые от солнца угрюмыми хвойными соседями, только раскрывали первые бледные листочки. Рыжая белка промчалась по сосне, цокая коготками, и нырнула в дупло. Там, на подстилке из пуха, тоненько, почти неслышно человеческому уху, пищали розовые слепые бельчата.

Прочь от меня, вперёд и встороны веером разбегались звуки и запахи: зайцы драпали, сверкая чёрными пятками. Поджав хвосты, уходила волчья стая; даже медведица с медвежонком от меня удирала. С верхушки сосны запоздало вспорхнула сорока и улетела в сторону деревни. Я даже присел на минутку, чтобы дать им всем разойтись. В огромной тайге только мыши меня не боялись. Маленькие, а понимают, что зверюге вроде меня зубочистки не нужны.

Лапы колола опавшая хвоя, языку во рту было тесно из-за отросших клыков. Мир зверя ниже и шире: даже звёзды будто приспустились вместе с небом, чтобы я мог разглядеть.

Я торопился, я гнал вперёд все свои четыре лапы. Какой это кайф – пользоваться всем, что тебе дано,– а то на двух, как инвалид. Я бежал дальше, в тайгу, откуда тонким лезвием тянулся мне навстречу запах волшебной поляны. Я знал, отчего там гибнут деревья, я спешил их спасти, а заодно и себя, и деревню, и стаю. Стае нужен вожак, даже если она состоит только из меня иЛома. Стаю нужно уводить. Подальше из деревни, от людей с ружьями, подальше в тайгу, подальше от тех, кому мы можем причинить вред.

Запах силы заполнял поляну, как вода озеро, я без труда нашел источник и стал копать передней лапой. Я видел это во сне двадцать семь раз так ясно, как вижу теперь, я не мог ошибиться. Даже знал, какая там глубина, и рыл не торопясь, чтобы не устать раньше времени.

Когда умирает колдун, ему надо кому-то передать свою силу. Без этого не умрёт, будет мучиться. Если никого подходящего поблизости нет, колдун передаёт силу любому предмету, хоть камню или палке. И тогда следующий, кто за неё возьмется, сам станет колдуном.

Колдун, который обратил меня в зверя, умер быстро и некрасиво, от чужой руки. От пули в голову, как подобает зверю. А рядом только и были что кочерга да старенькая мать, которую застрелили секундой раньше. Да, в лицо. Да, это она нас прогоняла… А потом убийцы сожгли дом и двор, и очень долго на это место никто не ходил – боялись.

Доски и брёвна давно истлели, а кочерга осталась лежать, только теперь уже под землёй. Сила, исходящая от неё как лучи, не даёт расти ни траве, ни деревьям, не даёт покоя припозднившимся туристам, неконтролируемая, бесхозная, она разрушительна. А явозьму. Я стану вожаком. Лучше я, чем бывший Лом.

Когти скребнули по металлу, и тонкая искра кольнула палец как удар тока. Кочерга отлично сохранилась – что ей, железке, сделается? Я аккуратно взял её зубами и почувствовал, как щекочут во рту мелкие искорки.

Тайга зашумела тысячью новых звуков, свежие запахи нахлынули на меня водопадом. Я услышал, как далеко на трассе заглох грузовик, как шумит самолёт в небе, а вмоём родном доме нервно ходит из угла в угол мать, поглядывая в окно. Мне надо было спешить.

Ужасный снежный человек, людоед, колдун-оборотень – и как мы его только ни обзывали – стоял передо мной, сложив руки на груди, и мелко кивал:

–Зверю нужна стая. Стае нужен вожак. Лом больше не твой друг-мальчишка, а настоящий зверь, попробовавший крови. Он должен был стать Альфой… Но у тебя есть больше. У тебя есть сила колдуна, сила зверя и воля человека. У меня последнего не было. Теперь ты Альфа. Ты справишься.

Я хотел что-то спросить, но развернулся и побежал, потому что должен был бежать. Меня ждала деревня, меня ждала маленькая стая, и яторопился. Со всех сторон ко мне разноцветными лучами тянулись запахи, и яносом чуял, как уже далеко на поляне выклёвываются почки на когда-то сухих деревьях.

Лом залёг в овраге и мелко трясся. Его окружали люди с ружьями. Под ногами у них суетилась моя мать и орала, я не понимал, что конкретно, но догадывался. Она думала, что Лом – это я. Из-за неё никто и не решался стрелять, хотя все смеялись.