Шрифт:
Закладка:
– Подождите, – сказал я. – Прошу вас. Я все понимаю. Но прежде чем уйти, позвольте мне услышать, чтó госпожа Хэксби видела на Линкольнс-Инн-Филдс.
– Нет. – Он уже поднялся на ноги и стоял, покачиваясь, как дерево на сильном ветру. – Мне, конечно, жаль вашего отца, но на этом поставим точку. Идем, Джейн.
Но Кэт осталась сидеть на скамье.
– Не будет вреда, если я расскажу мистеру Марвуду, сэр.
– Нет. Мы уходим.
– Он когда-то помог мне, – сказала она. – Теперь я должна ему помочь. Хотя бы в этом.
– Только недолго, – резко сказал Хэксби. – Даю вам минуту или две. Не больше.
Это была капитуляция, но она была достаточно мудра, чтобы позволить ему цепляться за видимость победы.
– Хорошо, господин, – сказала она, опустив глаза. – Благодарю вас.
Хэксби снова сел. Она повернулась ко мне и торопливо объяснила, что госпожа Ли попросила кого-нибудь помоложе помочь ей, когда она отправилась в квартиру Селии Хэмпни на Линкольнс-Инн-Филдс. Я уловил интонацию прежней Кэтрин Ловетт, наделенной самоуверенностью, которую дают деньги и положение.
– Там была до крайности вульгарная и жадная женщина, назвавшаяся мадам Гров и напускавшая на себя такой вид, будто была герцогиней. Я бы ее и в посудомойки не взяла.
– Тихо, – шикнул на нее Хэксби. – Ты слишком прямолинейна. И поскорей заканчивай с этим.
– Апартаменты роскошные, но в беспорядке, – продолжила она. – Служанка госпожи Хэмпни вела себя нагло. Ее зовут Табита. Она утверждала, что ничего не знает о делах хозяйки и о ее дружбе с какими-то определенными джентльменами. Она сказала, что ее отослали накануне того дня, когда пропала ее госпожа, и велели возвращаться на следующий вечер.
– К тому времени ее госпожа была мертва, – сказал я.
Кэт кивнула.
– У Селии Хэмпни были гости в последний вечер ее жизни. Джентльмены. Видимо, поэтому она отослала служанку, чтобы не сплетничала о том, что видела. Мадам Гров заявила, что ничего не знает. Якобы она была в деревне всю неделю. Еще она сказала, что госпожу Хэмпни устраивало положение вдовы, потому что она не хотела терять свою независимость.
Я наблюдал, как Хэксби поднимает свой бокал: он сжал его трясущимися руками и медленно, с трудом поднес к губам. Я сказал:
– Итак, никто ничего не знает?
– Или, если знает, не говорит. Госпожа Ли тотчас уволила Табиту. Она напрашивалась на это своим поведением. – Кэт облизала губы. – Табите было все равно.
– Куда она отправилась? – спросил я.
– К своей матери. Так она сказала. Но я не знаю, где ее мать живет.
– Очень хорошо, – сказал Хэксби, поставив бокал и снова пытаясь подняться. – Нам пора уходить, Джейн. Сейчас же.
Кэт продолжала:
– Ее неблагоразумие довольно странно… Она вела себя так, будто у нее есть защитник, кто-то, кто делает ее неуязвимой.
– Мадам Гров?
Она покачала головой:
– Они не ладят.
– Вы думаете, Табита знала о любовнике? Думаете, он ее подкупил?
– Ясно как божий день, – сказал Хэксби нетерпеливо. – Конечно был любовник. Джейн, идем. Сию минуту.
Должен признать, он был, по всей видимости, прав. И в самом деле, все, что я услышал в этот вечер, подтверждало версию Уильямсона: любовное свидание и ограбление, которое пошло не так и привело к убийству.
Но чего-то недоставало. Должно было быть что-то еще. Мой отец видел мертвую женщину в Клиффордс-инн, а не среди развалин к востоку от Феттер-лейн. Громвель и Челлинг знали что-то, что касалось убийства. Даже допускаю, что один из них или оба были соучастниками до или после его свершения. А Драгон-Ярд? Он связывает Селию Хэмпни и Пултона с Пожарным судом.
А мой отец? Мой бедный мертвый отец.
Что-то щелкнуло у меня в голове.
Я вскочил, оттолкнув скамью с такой силой, что она перевернулась.
– Побудьте здесь минуту, – попросил я Хэксби. – Допейте бутылку. Я ухожу.
Хэксби опустился на скамью.
– Вам не приходило в голову, сэр, – начал он медленно, – в том, что вас отсылают, может быть скрытое благо?
Вино, которое я выпил на пустой желудок, развязало мне язык.
– Почему, ради всего святого?
– Потому что иногда лучше не тревожить спящих собак.
– Будь прокляты спящие собаки!
– Отсылая вас, они не оставляют вам выбора в этом деле. – Его голос стал тверже. – Возможно, они принимают близко к сердцу ваши интересы.
– Они не принимают близко к сердцу ничьи интересы, кроме своих собственных. – Я взялся за дверную щеколду. Обернулся. – Я этого не позволю.
– Тогда это ваше дело, только ваше, – сказал Хэксби. Он взглянул на Кэт. – Не ее. Это слишком опасно. Помните, это вас не касается. Нас касается еще меньше.
– Яснее не скажешь, – сказал я, едва сдерживая гнев, хотя в глубине души понимал, что Хэксби прав. – Я не остановлюсь, куда бы это ни привело. И будь проклята ваша трусость.
Я выскочил из комнаты. Даже тогда я знал, что веду себя неразумно, но был так зол на весь свет, что мне было наплевать.
Я нашел хозяина таверны и c размахом, который едва мог себе позволить, купил у него бутылку мальвазии навынос и заплатил по счету за заказанное ранее. Я ринулся вниз по ступеням, смутно надеясь, что Хэксби пошлет Кэт за мной. Но он этого не сделал.
Я вышел на улицу. Наступила ночь, и Уич-стрит была тускло освещена. На противоположной стороне улицы стоял мужчина. Когда я появился, он поспешно двинулся в западном направлении. Случайно, когда он проходил мимо лавки, фонарь, висевший у входа, осветил нижнюю часть его лица. На секунду или две. Оно показалось мне подозрительно знакомым.
Бережно держа бутылку под плащом, я пошел в противоположном направлении. Только сворачивая в ворота на Флит-стрит, ведущие в Клиффордс-инн, я догадался, почему лицо показалось знакомым. Оно было немного похоже на лицо человека, мимо которого я прошел в холле на Генриетта-стрит: Бреннана, чертежника Хэксби.
Глава 21
Ворота на Флит-стрит были заперты. Над ними раскачивался фонарь, отбрасывая тусклый свет на дорожку внизу. Мой гнев улетучился. Я увидел, как к воротам подошел высокий джентльмен. Вышел привратник, чтобы впустить его, и они перебросились несколькими словами. Потом привратник снова запер ворота. Я понял, что в этот поздний час проникнуть в Клиффордс-инн будет нелегко.
Я укрылся в тени церкви Святого Дунстана на Западе. Мимо прошла веселая компания гуляк – с полдюжины молодых юристов, пьяных в стельку, простосердечных, как малые дети. Они, шатаясь, брели по дорожке у церкви, незлобно переругиваясь и