Уже через полчаса я был накормлен самыми разнообразными кушаньями: помидорами, сыром и солеными грибами. Я старался не обращать внимания на неприятный запах, который буквально висел в воздухе. Никаких неприятных последствий, я после приема пищи не ощутил, о чем и сообщил военврачу, который как раз, тоже зашел в палатку перекусить.

— Похоже вам повезло молодой человек. Постарайтесь не перегружать свой организм в ближайшую неделю. Если тянет в сон, то обязательно уделите этому занятию, хотя бы немного времени. Это крайне важно!

Вот к этому пожеланию военврача, который судя по возрасту застал еще Первую Мировую, я прислушался. впервые за долгое время спокойно уснул, прямо на земле возле палатки, где кушал. Мне снился сон. Какой-то городок с длинными белыми домами, одноэтажными домами с палисадниками, небольшими садиками и виноградниками. Мы сидели за обеденным столом, и за окнами этого городка был день. Было тихо. Никакого движения не было видно — городок словно замер в ожидании чего-то. Вдруг я заметил летящую над горизонтом огромную черную птицу. Это был черный ворон, который сложив крылья несся к земле. Только он не каркал, а ревел как сирена немецких «Штук». Он почти долетел до земли, как я увидел еще одну птицу, летящую ему навстречу со стороны солнца. Они сцепились в смертельной схватке, в воздухе замелькало что-то и я проснулся.

Как оказалось, прямо над нами шел жестокий воздушный бой. Вой сирен, гул моторов и треск пулеметов заполнили все вокруг. Мне с Филатовым пришлось нырнуть за ствол одной из сосен, от греха подальше. Вскоре над деревьями повисло густое облако пепла и дыма, сквозь которое стало видно сверкающее на солнце что-то похожее на раскаленный добела толстое металлическое бревно. Самолет! Мы увидели «Мессершмитт», который развернуло ударом винта. Метрах в ста от земли у него отвалилось правое крыло, и он потерял управление. Летчик падал, беспорядочно кувыркаясь, неумолимо приближаясь к земле.

От этого зрелища нас с командармом отвлек зычный голос Тимошенко. Он что-то говорил какому-то полковнику и еще двум десяткам старших командиров. Я повернулся к Филатову. Тот посмотрел на меня, медленно покачал головой. Он явно раньше меня понял, что случилось.

— Самое лучшее, — сказал он, — не вмешиваться. Во всяком случае пока.

Отсидеться в стороне конечно не получилось. Разглядев нас, он почему-то обратился конкретно ко мне:

— Ты там критиковал план контрудара штаба фронта, полковник? Вот теперь ты, под полную личную ответственность предоставишь свой через двадцать четыре часа! Исполнять! Можешь забрать к себе всех командиров с этого направления, в оперативном управлении. Подполковник Матицин погиб. Теперь контрудар на тебе.

Уже через полчаса мы летели в штаб армии генерала Филатова, захватив с собой направленцев Матицина. Перед отлетом, нам удалось убедить командующего, что руководить контрударом должен все таки генерал Филатов, в интересах дела. Как командиры корпусов будут относиться к приказам новоиспеченного полковника, который перед этим был всего лишь капитаном запаса?

При более спокойном размышлении над полученным приказом комфронта, мы с генерал-лейтенантом пришли к выводу, что при силами штаба армии это лучше сделать чем, чем штабом бригады.

Узнал я и несколько неизвестным мне ранее фактов. Как рассказал мне командарм-20 Павел Алексеевич Курочкин, предполагалось, что заниматься координацией действий танков будет генерал-армии Павлов, которого маршал Тимошенко назначил его своим заместителем по автобронетанковым войскам, после снятия с фронта. Теперь мне стало понятно почему была крайне слабой была организация взаимодействия. Штаб 20-й армии был фактически отстранен от руководства механизированными корпусами и соответственно намечаемым контрударом. Безусловно добавило неразберихи и то, что Сталин насчет Павлова распорядился по-иному, и Дмитрий Григорьевич оказался в руках Берии.

Для осуществления контрудара нам разрешили использовать кроме моей бригады, еще и воздушно-десантный корпус Жидова. Переброску которого осуществили в основном силами моей бригады.

В один из дней, генерал Филатов направил меня в оперативное управление фронта к генералу Семенову, чтобы ознакомиться с последними данными о противнике, получить карты и другие оперативные документы. В оперативном управлении штаба царила напряженная, нервная атмосфера. Это было связано с подготовкой контрудара мехкорпусов. Одновременно было решено, что сразу после этого я выеду в Могилев, куда перемещался штаб 13-й армии. Мне предоставлялся более надежный транспорт и охрана.

Массово мы использовали ходовые макеты танков и другой техники. Еще одним способом введения противника в заблуждение стала звуковая имитация переброски танков по ночам, которую предложил один из наших, вспомнив про фильм «Слушайте на той стороне» о боях на реке Халхин-Гол в 1939 году. Эта операция проводилась с помощью мощных репродукторов, изготовленных на базе нескольких звукоулавливателей «ЗТ-5» смонтированных на низкой колесной тележке с четырьмя подвижными рупорами с металлическими раструбами, которые воспроизводили звуки движущихся танков и истребителей. Они использовались попарно, для создания стереоэффекта, чем достигалась полная иллюзия движения техники.

Пока осуществлялись мероприятия по дезинформированию противника и его разведки, люди деда Павла и скудные истребительные силы, которые нам смог выделить фронт, по общему плану занимались уничтожением бомбардировочной авиации немцев. Не всегда мы прибегали к прямому уничтожению самолетов, иногда было выгодней уничтожить склад ГСМ или бомб, иногда места размещения пилотов и авиатехников.

Самым тяжелым моментом, были пожалуй ежедневные объяснения с комфронта и его начальником штаба. Я их понимал — с них Москва требовала немедленного результата.

Ровно через неделю, в полдень, маршал Тимошенко вызвал всех нас, включая командиров корпусов к перекрестку на шоссе Минск — Москва, в 15 километрах северо-восточнее Орши. Он выслушал доклад об обстановке и состоянии корпусов.

— На сей раз,- произнес маршал,- вы получите задачу, как я уже сказал, соответствующую вашим силам.

И отдал устно по карте приказ о нанесении контрудара во фланг и тыл полоцкой группировке немцев в общем направлении на Лепель глубиной около 100 километров. Помимо устного приказа в тот же день был отдан и письменный, несколько конкретизировавший первоначальный.

Этими действиями предполагалось остановить противника, наносившего главный удар в стык двух нашихфронтов. В течение ночи он должен был быть выполнен, а на следующий день на основе имевшихся данных, уточнить его направление и сроки. Разведка помоглауточнить– немецкиечасти должны были выйти к Полоцку в районе Крестище, и войска нового направления должны быть обеспечены поддержкой авиации.

После этого, маршал отозвал генерала Филатова и меня в сторону и дал еще одно негласное распоряжение:

— В 14-й танковой дивизии 7-го мехкорпуса, командиром 6-й артиллерийской батареи 14-го гаубичного полка служил сын товарища Сталина, старший лейтенант Яков Иосифович Джугашвили. Это большая ответственность для всех нас.

«Бля#ь!!! Как я мог забыть?» — молнией сверкнула в голове паническая мысль. Необходимо было что-то быстро придумать. Но по быстрому ничего толкового в голову не приходило и я на время отпустил эту проблему.

Глава 22

Они приехали ровно за сутки до начала запланированного контрудара. Штабная «эмка» зарулила в расположение штаба дивизиона, легко пройдя через все наши КПП. Часовой у штаба сразу же доложил о приезде неожиданных гостей и я некоторое время разглядывал их изнутри штабной палатки, находясь в тени и вне поля их зрения. Меня очень удивило, что ни один пост не сообщил об этих гостях. А скоро я понял, почему это произошло: за оцеплением стояла полуторка и пара мотоциклов с коляской. Людей от силы пара отделений, правда как на подбор и поголовно вооружены автоматическим оружием. Дежурный по штабу тоже не удивился. Невольно обратил внимание на пулевые отверстия в ветровом стекле.

После того как дверь «эмки» открылась, из нее вышел уже хорошо знакомый батальонный комиссар, который на самом деле служил в особом отделе штаба фронта и какой-то новый командир с четырьмя шпалами в зеленых петлицах, и фуражке с таким же околышем. На груди у пограничника было два ордена — Красное Знамя и «Звездочка».

«Вот значит как погранец… боевой… и в немалых чинах… » — с удивлением ворохнулась мысль в голове. «Интересно, что ему надо?»

Полковник был явно славянином — русые волосы, высокий лоб, светлые глаза и широкие