Тем временем, решившись, Ния робко шагнула ближе и тихо шепнула мне на ухо:

— Я люблю тебя, — и, прежде чем я успел что-либо произнести, прижала свою ладошку к моим губам: — Молчи и ничего не говори, я все знаю сама. Просто… я же понимаю, куда ты сейчас уходишь, и мне стало невыносимо больно только от одной мысли, что я могу больше тебя не увидеть, что так и не скажу о своих чувствах. Ведь ты можешь погибнуть, и я никогда… — и она снова замолчала. На этот раз надолго. — А теперь иди, иди и возвращайся. А когда вернешься, все будет, как и прежде. Я не стану ничем мешать вам с Cаймирой, просто позволь мне и дальше быть рядом с тобой.

Кот, привстав у нее на руках, боднул меня головой в щеку, и я ощутил целый каскад его мыслей и чувств, от которых у меня даже ненадолго закружилась голова, настолько сложно было их воспринимать. А ведь он просто пожелал мне удачи в задуманном! Но так, что ухитрился на время дезориентировать. Спустя же несколько секунд, когда я смог прийти в себя, их с Нией рядом уже не было…

Дальнейшая дорога до Арены пролетела для меня совсем незаметно. Сказанное никак не шло из головы. И что мне с этим делать, я не знал. Все как-то сложно, запутанно. Рассказать обо всем Cаймире? Но это кажется неправильным, не для ее ушей прозвучали те слова, и если б не турнир, уверен, Ния так и не нашла бы в себе сил признаться. Как все непросто… Да и не о том я сейчас должен думать. Но все равно мысли невольно возвращались к услышанному.

Возле Арены царило столпотворение. Тысячи Игроков, торговцев, слуг и рабов мельтешили, кричали, предлагали свои товары и услуги. В воздухе витали ароматы алкоголя и еды, чувствовались азарт и страх.

— Господин, всем участникам турнира Дом Ящеров предлагает выпивку и угощения бесплатно! — почти в лицо выкрикнул мне худощавый мальчишка и тут же скрылся в толпе.

На эти слова я лишь качнул головой и продолжил свой путь. А Ящеры молодцы! Уверен, всем дуракам, откликнувшимся на это щедрое предложение, навесят целый букет всего, что только возможно, от следящих меток до малых проклятий, чтобы притормозить возможных соперников. Впрочем, тех идиотов, что не умеют думать головой, особо и не жалко. Для себя я давно решил, что щадить на турнире не буду никого. Никаких сантиментов и сожалений: друзей у меня там нет. Действовать четко, быстро и эффективно. Можешь убить — убей. Те цели, что я ставлю перед собой, те люди, что меня ждут дома, для меня важнее всего. Невинных агнцев на арене точно не будет. Тут кровь есть на всех, и принявший участие в Турнире тысячелетия четко осознает, на что он согласился, приняв приглашение Смеющегося Господина.

Возле входа на Арену выстроился почетный караул из гоблинов в парадных ливреях, доходящих им до самых пят, с длинными трубами в руках. Они стояли вдоль алой ковровой дорожки и начинали трубить, едва кто-то из Игроков ступал на нее. Какой-то щуплый вертлявый Игрок, ради любопытства вздумавший коснуться дорожки ногой, был тут же отброшен невидимой силой на пару десятков шагов. Упав на мостовую, он скорчился от боли и тихо завыл, прижимая к себе покалеченную конечность, половина ступни на которой буквально исчезла, словно срезанная клинком. От этого клубящаяся повсюду толпа пришла в еще большее возбуждение: веселые крики и возгласы перекрыли жалобный скулеж глупца, а тот, пересиливая боль, призвал Книгу и судорожно вытаскивал пробку из флакона с лечебным зельем.

— Только для участников турнира! — рявкнула появившаяся в воздухе проекция распорядителя Арены. Его голова в огромном цилиндре возникла над ковровой дорожкой и с негодованием уставилась на толпящихся внизу Игроков.

Мне прямо виделись его раздражение и злость на происходящее. Чего бы он там ни ожидал, но явно не того, что в итоге происходило вокруг. Подойдя ближе к дорожке, я несколько раз вдохнул и выдохнул, собираясь с духом. Один шаг вперед, словно черта, разделяющая жизнь. Сколько уже в моей жизни было таких шагов, и сколько еще будет… Но каждый раз я чувствую легкую дрожь и страх, ставший мне уже привычным другом. Смогу ли я вернуться назад, вновь ступить на поверхность Двойной Спирали, увидеть и обнять тех, кто мне дорог? Не знаю, но сделаю все, чтобы это случилось.

Шаг вперед на бархатную поверхность ковровой дорожки — и гоблины вскидывают длинные трубы. Мелодия радости и торжества гордо устремляется ввысь, приветствуя смельчака, рискнувшего жизнью. Она настолько же не соответствует происходящему вокруг, насколько ангел, случайно слетевший с небес, уместен в портовом борделе. Крики, вопли, пьяные рожи — и этот раскатистый гром, уносящийся в небеса, возвещавший о храбрости и величии духа. Не обращая внимания на беснующуюся толпу, продолжаю идти вперед, отрешившись от всего. Я стрела, устремленная к звездам, летящая сквозь темноту ночи. Все происходящее вокруг не важно, лишь цель, сияющая впереди, имеет значение. Я не знаю чего ожидать, когда войду в проход, ведущий в чрево Арены: множества зрителей вокруг, хлопающих и приветствующих безумцев, решивших умереть ради заветного приза, или для меня сразу же начнется турнир с его испытаниями. Нужно быть готовым ко всему.

Светлая дымка, кружившаяся в проходе, охватила меня, едва я подошел вплотную, а следом появилось легкое жжение на запястье — серое пятно гнили, метка Немерона, оказалось затянуто мерцающей пленкой. Затем нечто похожее я ощутил на груди — печать Каратуана тоже заблокирована на время турнира. А еще чуть позже с легкой щекоткой с меня спали две черные кляксы, похожие на пиявок, и начали извиваться возле моих ног, словно рыбы, выброшенные из моря.

— Следящие метки, — из марева вынырнул невысокий гремлин в одежде служителя Арены. — Их на входе ставят всем идущим сюда, — раздраженно ворча, он достал веник и совок на длинной ручке, сгреб черные кляксы меток и выбросил в урну, полыхнувшую огнем, стоило содержимому совка оказаться внутри. Окинув меня внимательным взглядом, гремлин буркнул: — Чисто, можете идти.

Еще шаг вперед, и я оказался в прозрачном стеклянном кубе. Не видно было ни стенок, ни потолка, ни пола. Я словно висел в воздухе посреди огромной белой комнаты, но, топнув по полу, четко ощутил твердую материальную преграду. Несколько шагов вперед, и я уперся в невидимую глазу