Шрифт:
Закладка:
– Ты ведь не просто так со мной сошлась, да?
Хельга помолчала секунду и спокойно ответила:
– Да.
– У тебя ко мне какой-то особый интерес?
И опять, после паузы:
– Да.
– Ты любишь деньги, богатых мужчин и еще давно мечтала, чтобы было вот так – океан, пальмы, белый песок…
Хельга едва заметно улыбнулась. «Все так и есть», – понял Воронцов. Ему стало немного грустно. Раньше их отношения представлялись ему как-то иначе. Романтично и непредсказуемо. А оказалось – во всем холодный расчет. Он и прежде понимал, что Хельга умна, и даже иногда терялся в ее присутствии, не зная, как расценивать ее слова или поступки, и даже готов был в чем-то признать ее превосходство. Но расчетливого цинизма он никогда не умел прощать.
– Кто же ты? – спросил Воронцов. – Проститутка?
Лежа на спине, он с прищуром смотрел на Хельгу и снова увидел, как она замерла. Сидела так, не шелохнувшись, некоторое время, потом едва заметно улыбнулась:
– Нет.
И опять ее ответ был очень спокойным.
– А мне показалось, что ты неплохо умеешь пользоваться благосклонностью мужчин.
– В общем, да.
Хельга наконец повернула голову и посмотрела в глаза Воронцову:
– Ты, оказывается, наблюдательный. Не ожидала.
Воронцов снисходительно усмехнулся:
– Ты меня просто пыталась окрутить. И твои сомнения насчет замужества – это ведь все напускное, так ведь? Все равно к этому шло. В этом твоя цель?
Хельга не ответила.
– Да ладно, не стесняйся, – вполне дружелюбно сказал Воронцов. – Мне просто интересно, честное слово.
– В чем-то ты прав, а в чем-то заблуждаешься, – ответила Хельга.
Она смотрела вдаль, туда, где синева океана сливалась с синевой неба.
– Я не проститутка. Мне было обидно услышать от тебя подобное. Но, значит, чем-то заслужила.
– Ты же из мужиков деньги качаешь.
– Когда-то у меня была совсем другая жизнь, – сказала Хельга. – И если бы та, прежняя, жизнь продолжалась, я вряд ли оказалась бы с тобой здесь, на этом острове.
Она задумчиво провела ладонью по песку – на песке остался след, неглубокая борозда.
– Мне было двадцать лет, я училась в университете, и впереди не предвиделось ничего, кроме счастья. Когда человек молод и живет в тепличных условиях – он непременно глупеет и за свою глупость будет наказан. За первые беззаботные двадцать лет жизнь наказала меня скоро жестоко – мой отец застрелился, нас с мамой выгнали из ведомственной квартиры, еще через год, не выдержав всего этого, умерла мать. Вот так закончилось мое затянувшееся детство.
Хельга замолчала. Воронцов смотрел на нее так, словно увидел в первый раз.
– А почему застрелился отец? – спросил он после паузы, затянувшейся надолго.
– Он был военный, генерал. Его обвинили в растрате. Он не вынес этого.
Хельга печально улыбнулась.
– Ты только не подумай, что про растрату – это правда. Его оговорили.
– Зачем?
– Его должность кому-то понадобилась. Возбудили дело. А у него были очень строгие понятия об офицерской чести. Когда он застрелился, дело тут же закрыли, хотя первоначально обвиняли не только его, но и еще нескольких человек. Я же сказала – не было никакой растраты.
– Ну а дальше?
– А дальше началась моя взрослая жизнь, – опять невесело усмехнулась Хельга. – Один из бывших сослуживцев отца стал помогать сироте, и это продолжалось целых три года. У него была больная жена, она знала о моем существовании, но молчала, боялась, что муж ее бросит.
– Ты была у него на содержании?
– Да, – спокойно ответила Хельга. – Он так и жил на два дома. Там проводил дни, здесь ночи. Так что у меня и его жены было разделение обязанностей. Каждая по-своему отрабатывала свой хлеб.
Она засмеялась. Смех был горький.
– А потом появился я, – продолжил Воронцов.
– Нет, не ты. Жена моего «благодетеля» умерла, он запил, и я его бросила.
– Отважная женщина, – оценил Воронцов.
– Я же не в никуда ушла, – пожала плечами Хельга, совершенно не обращая внимания на его иронию. – Был на примете человек помоложе и побогаче.
Расчетливость – это было ей свойственно, конечно.
– Запасной аэродром, – подсказал Воронцов.
– Что-то вроде того. С ним я пробыла целых два года.
– А потом?
– А потом расстались.
– Почему?
– Я поняла, что не смогу прожить с ним всю жизнь.
– А это для тебя обязательно – на всю жизнь?
– Да, – сказала Хельга.
Зачерпнула теплый песок рукой, расставила пальцы. Песок просыпался золотым дождем.
– Тебе этого не понять.
– Ну почему же, – добродушно сказал Воронцов. – Не совсем же тупица.
– Я не шучу, тебе действительно сложно будет понять. Женщины о своем будущем задумываются гораздо раньше мужчин, им меньше времени на это отпущено. И я поняла, что еще несколько лет – и уже ничего не будет впереди. Ни семьи, ни счастья. Можно пропорхать, как стрекоза, и вдруг похолодает – наступит осень жизни. Это всегда наступает так внезапно, я видела таких женщин. Вдруг так захотелось разделаться со всем этим… Упала в грязь, но ведь не намертво же она ко мне пристала, да и грязь ли это? Это жизнь. В ней не все так гладко, как хотелось бы. А о том, чтобы было гладко, все же мечталось. – Хельга повернула голову и посмотрела Воронцову в глаза. – И тут появился ты. Это был мой шанс. Я сначала не верила, присматривалась, боялась ошибиться… – Она замолчала и отвернулась.
– Ошибиться – в чем?
– В тебе, – ответила Хельга.
– А я парень ничего, – заметил Воронцов. – Высок, строен и миллионер к тому же. Неплохое сочетание.
Воронцов все время пытался поддеть Хельгу, хотелось говорить с ней иронично и насмешливо, но его обескураживало ее спокойствие. И он вдруг понял, что по-прежнему теряется рядом с ней.
Хельга задумчиво вглядывалась в океан.
– Это все друг твой, Потанин, – сказала она неожиданно.
– Да, с него мои сомнения и начались, – согласился, подумав, Воронцов.
Он не испытывал ни злости, ни обиды. Одну только растерянность.
– Пойдем в дом, – равнодушным голосом сказала Хельга. – Солнце уже высоко поднялось.
Воронцов, не выдержав, перевернулся на бок.
– Знаешь, что меня бесит больше всего? Твое спокойствие, – признался он.
– А ты ожидал, что я буду рвать на себе волосы?
– Ну, не так жестоко, конечно. Но
