типичных рок-песен, взгляд отказывался фокусироваться. Запахло шерстью, огнём и сухим сеном. Теплом. Он постарался пошевелить рукой. Та поддалась, он сжал пальцы в кулак и попробовал выбраться из постели. Но столкнулся со страшной болью во всём теле и рухнул на соломенную подушку.

Рядом послышалось шуршание. И над ним нависла тень белоснежного волка с красным символом божества на лбу. Атсуши сразу понял, кто перед ним. Величественный Оками — мифическое существо из магических книг. Это всё казалось, как минимум сном, как максимум предсмертными бреднями.

Атсуши точно помнил, что умирал в лесу и не понимал, что делал здесь. А ещё он не помнил ни одной строчки о том, что Оками является психопомпом — духом-проводником, облегчающим смерть. Знал лишь то, что божественные волки помогали людям спасать их поля и дома от стихийных бедствий, заблудившимся душам найти выход, понимали человеческую речь, защищали свою территорию — горы и леса.

— Ты слышишь меня? — Оками чуть наклонил морду в бок и вильнул пушистым хвостом.

— Слышу. Спасибо, что спас меня. Буду должен.

— Не боишься меня, странное дитя?

— Какой смысл бояться своего спасителя. Почему ты это сделал?

— Ты заслуживал жизни. Как и он, — волк отвернул морду.

— О чём ты?

Сейчас Атсуши мог лучше рассмотреть место, в котором находился. Это огромная нора: с потолка свисали корни деревьев, здесь полно камней, разбросанных по углам; в центре горел священный огонь.

— Слушай внимательно, Ито Атсуши, — его тон не предвещал ничего хорошего, — Твои раны были слишком глубоки. Тело погибло там, где я тебя нашёл. Душа отчаянно молила спасти тебя.

Была заключена сделка между душой и богом. А тело осталось лежать в кровавом сугробе, потому что его невозможно восстановить. Атсуши с ужасом понимал, что больше не принадлежит себе. Вернее, его тело.

— Яно Мацуо тоже молил о спасении каждый день, пока жил. Его душа покинула тело, когда ты умер. Тело же осталось жить. Таким был наш уговор.

Атсуши взглянул на свои руки. Его мозолистые, неаккуратно исполосованные в юношестве ладони стали гладкими, а пальцы — длиннее. Исчезли родинки на предплечьях и голенях. Изменилась форма носа — появилась маленькая горбинка. На глаза не спадала чёлка, волосы почернели и спускались до плеч.

На дне зрачков застыло смятение и пылало божественное пламя.

— Твоя душа переродилась в его теле. Вы связаны договором, нарушив который, умрёте вдвоём.

Кто же он теперь? Душа Атсуши в чужом теле бушевала, искала родные черты, рыскала по закоулкам сознания. И явно не понимала, что натворила. Яно Мацуо был обычным человеком, обречённым, смертельно больным раком кожи, одиноким художником и верующим, но чертовски — по-кошачьи — красивым. Любил мистику и запах акриловых красок. Рисовал пейзажи и изредка утончённых женщин. Выпивал рисовое саке от горя и дружил с Тануки — добродушным духом леса. Странно. Мацуо — совершенно другой, далёкий от магии.

— Решай сам, кто ты. Ито Атсуши мёртв, Яно Мацуо — нет. Тело Ито Атсуши захоронено в земле, Яно Мацуо — нет.

Оками говорил загадками, но Атсуши разгадывал их слишком быстро. Он больше не мог быть собой, ведь физически умер. Душа в отличие от тела призрачна. Её никто не видит. Яно Мацуо же жил прямо сейчас. Добродушно приютив чужую душу и был более, чем осязаем и видим для других.

Как же сложно. До звёздно-галактических взрывов перед глазами, до хруста зубов и костяшек. До щемящего неродного сердца.

О чём думает человек перед смертью?

О том, что больше всего желает жить.

И оба отчаянно этого хотели.

В голове кипели, шуршали и лопались мысли. Разные, необъяснимые. Ужасные. Душа отказывалась принимать чужое тело и имя.

— Ты можешь вернуться к людям, как только почувствуешь себя лучше, — закончил речь Оками. — Служите друг другу помощью и помните об уговоре.

Тело Ито Атсуши умерло двадцать четвёртого декабря две тысячи восьмого года, тогда же, когда Яно Мацуо отдал душу божеству.

Три дня — одна война. Между душой и телом двух разных людей. Они боролись до болезненных язв на теле и головных болей.

В берлоге Оками царил хаос, и не стихали мысли. Друг о друга бились камни и кости. От стен отскакивали крики. На кончике языка застревал отвратительный травяной привкус.

Разум оказался сильнее и практически не чувствовал боли. Не думал и не хотел знать о последствиях. Был поглощён местью и околдован несправедливым отношением. Давил, насмехался, намеренно сводил в могилу. Заставлял страдать. Напоминал о ничтожности и уничтожал. Не давал спать и есть. Издевался и вызывал кровопотери.

Но без физического воплощения разум — сгусток космической пыли — пустышка.

И прежде чем это понять тело Яно Мацуо чуть не умерло от воспалившихся и кровоточащих рубцов. От кровоизлияний в глаза и (немного) в мозг. Казалось, сердце теряло силу и медленнее билось. Яд и гниль сочились из ран, отравляя внутренности. От него разило смрадом. Кожа покрылась трупными пятнами. Сгнивали зубы. Набухало горло. Лёгкие, словно заполняло еловыми иглами. Костенели мышцы и связки. Мясо норовились пожирать черви.

Вытерпеть предсмертную боль дважды — невозможно.

Испугавшись, душа Атсуши направила все силы на то, чтобы зализать раны. Пришлось вспомнить все сильные лечебные заклинания. Где-то, не без помощи Оками, отрыть под снегом ягоды, сварить множество отваров. Давиться магией и задыхаться от кашля. И попросить прощения у изнывающего тела. Оно доброе — простило. Наверное, так сильно хотело жить.

Только тогда удалось создать воссоединение тела и разума. Они постепенно становились одним целым — потому что жизнь дороже смертельной борьбы.

Для людей он станет другим человеком, но останется тем же Ито Атсуши для родных.

Как только Атсуши восстановил тело, поблагодарив Оками, покинул берлогу и через несколько дней добрался до Нагои. Выжить в январском снежном лесу было непросто. По ночам тепла не хватало, а днём падал снег. Но магический костёр, чай из сосновых шишек, хвои и коры; и сила духа помогали идти вперёд.

В городе оказалось меньше снега. Он отыскал улицу и квартиру, в которой жил, только к вечеру. Акико уже должна быть дома.