Шрифт:
Закладка:
Он просто не мог себе позволить предать Акико, став близким, по её словам, человеком. Её доверие это самое дорогое, что у него было. И он всецело отдавал себя чувствам и защищал чужую душу, как родную.
Сердце с каждым днём всё больше разбухало и тяжелело. Долбилось в висках по ночам, душило слезами, терзало цветущую душу. Даже магия и разнотравье не помогали освободиться от мерцающих мыслей и боли внутри грудной клетки.
В глазах Ханако плескалось уныние, когда наблюдала за тем, как угасал Атсуши. Она и рада помочь, только, в сердечных делах не была сильна. Никогда не любила и избегала влюблённости. Но всё же посоветовала действовать смелее.
Второй раз, заявить о чувствах в серьёз, он попытался через месяц. Атсуши позвал Акико вечером на фестиваль бумажных фонариков, проходивший в том году осенью. Они гуляли по светло-огненным аллеям, играли в догонялки, собирали букеты из опавших листьев и дарили прохожим.
Купили два фонарика, написали на них по одному желанию, подожгли и запустили в небо:
— Что ты загадал?
— Возможно, я скажу глупость. Не смейся только. Я серьёзно.
Он наклонился к Акико, быстро поцеловав щёку.
— Ты мне нра…
Акико, закрыв глаза, прильнула к его губам, не дав закончить фразу. Оторвалась через пару секунд. Пискнула:
— Прости.
И убежала, попросив не идти за ней.
Но Атсуши не то, чтобы бежать, он даже двинуться не мог. Тело окаменело и медленно расщеплялось от ощущения чужих горячих губ на своих. Сердце замерло и налилось опасно-огненным цветом. Он прикоснулся к губам. Вкус вишнёвого поцелуя всё ещё горел алой меткой.
Могло ли это что-то значить или было очередной шуткой судьбы?
После той прогулки они не разговаривали целую неделю. Избегали взглядов, касаний, упоминаний. Даже в школе вели себя отстранённо, что сразу же заметили одноклассники. Атсуши и Акико никогда не ссорились и всегда находились вместе.
Атсуши первым сдался в игре в молчанку. Поймал Акико после дополнительных по математике, отвёл в сторону заднего двора и спросил, что между ними происходит. Почему Акико объявила холодную войну.
И в ответ услышал то, во что бы никогда в жизни не поверил:
— Ты тоже мне нравишься, Ито Атсуши.
Как же много хотелось у неё спросить: как давно влюблена; что успела сделать за неделю; досмотрела ли «Ходячий замок» — но потом, когда кончики ушей перестанут пылать от смущения. Он сказал, что хочет проводить её до дома, но молчал всю дорогу.
Остановившись у порога, Атсуши всё же задал один вопрос:
— Ты будешь со мной встречаться?
Акико медлила с ответом. Жевала губы, отводила взгляд в сторону, закручивала на пальце пряди волос. Мялась, чего-то боялась.
— А ты поцелуешь меня?
Атсуши бледнел от ожидания, а затем и вовсе подавился воздухом. Так и не понял было ли это согласием или вызовом. Под ногами зашуршали листья. Он торопливо взял её руку, аккуратно потянул на себя. Обнял. Просто, горячо и крепко. Поцелуй это слишком… большой шаг, на который он не мог решиться месяц.
Акико уткнулась носом в его шею, — ямочку между ключиц, — сжала в кулаках осеннее пальто и с облегчением выдохнула.
Он поднял её подбородок двумя замёрзшими пальцами, приблизился, едва дрожа, и прикоснулся к её губам своими. Мягко. Практически невесомо, чтобы не спугнуть. Сердце вздрогнуло, когда Акико сама подалась вперёд и ответила на поцелуй.
Мгновение равное вязкой вечности растворялось в нежных чувствах и середине ноября. Пахло морозной ночью, туманом и ненавязчивым ароматом сладкой вишни. Трепетало под подушечками пальцев. Горело и любило.
— Буду, — гордо, чётко и поглощающее.
Акико прижалась к его груди, тяжело дышала, почему-то вздрагивала. Пригласила в дом на чай. А когда время перевалило за полночь, предложила остаться на ночёвку, потому что мать работала в ночную смену. Атсуши согласился.
Ночь пролетела за нескончаемыми разговорами обо всём на свете. Казалось, они обсудили всё, что можно: от рецепта приготовления сашими до устройства огромных телескопов в лабораториях, от современных песен до старомодных театральных постановок. От бесконечного космоса до звёздных чувств. И молча, понимали, что не могут друг без друга. Что неделя слишком большая пропасть.
Пролетело ещё три года, за которые мало что изменилось. Они вдвоём окончили школу, переехали в Нагои и поступили в университет Чукё. Акико училась на факультете японского языка и литературы, Атсуши — медицинских наук. Он всё так же продолжал изучать и практиковать лечебную магию, применял знания, которым научила Ханако, и помогал людям. Много изучал.
В свои двадцать они с Акико подрабатывали и снимали маленькую комнатку, усердно учились, проводили каждый вечер вместе в окружении сухоцветов, ритуальных свечей и самодельных талисманов. Практически не ругались и думали взять кошечку из приюта.
Однажды вечером, перед Рождеством, Атсуши не вернулся. А ведь Ханако написала ему, что не нужно выходить из дома в тот день.
Он выбрался в зимнее предрождественское полнолуние из квартиры, взял с собой связку сухих трав, одну тонкую свечку, спички, оберег от злых духов и тупой кинжал. Ночь обещала пройти волшебно и благословила на работу. Атсуши выбрал местечко в парке неподалёку и провёл ритуал по книге. Всё прошло так, как и должно: спокойно с предвкушением будущего праздника и счастливого начала нового года.
По возвращению Атсуши напоролся на шайку мутных типов, которые остановили его, выворачивали карманы и грубо требовали денег. Он попытался отбиваться и бежать — ему переломали ноги и из кровожадного веселья изрезали одежу и плоть. Засадили нож в брюхо и ковырялись в печёнке. Тушили окурки сигарет об окровавленные щёки, смеялись. Напоследок выбили глаз, когда поняли, что с него нечего взять и выкинули полумёртвое изуродованное тело в лесу за городом.
***
Чудо. Январь, 2009 г.
Атсуши с огромным трудом открыл глаза. Голова буквально распадалась на атомы, в висках отбивался ритм
