на север! — выпалил парень, моргая сонными глазами. Затем он поднялся с земли и скинул с себя походный плащ, купленный на рынке Шиповника.

— Ага, сейчас, шубу только накину и пойдем, — съехидничал тропарь принимая свой естественный образ. — Какой север, малец? О чем ты?

— Не прям на север, нам надо в Месалину, — пояснил парень, потирая слепой глаз, который отказывался напрочь что-либо видеть.

— Нам бы к лекарю какому, целителю… — пробормотал Юлиус, озабоченно глядя на глаз Хьюго.

— Да никто мне не поможет, — отмахивался парень. — Надо успеть поймать того человека, пока я хоть что-то вижу. А единственная наша зацепка — это Дыба.

Хьюго и вправду удивлялся такому странному взгляду Юлиуса. Это был тот взгляд, которого парень никогда не ожидал увидеть от тропаря. Взгляд тревоги и озабоченности. Тогда Юлиус молча вынул из ножен свой меч и поднес клинок к лицу Хьюго. Парень увидел в нем свое отражение. Разросшиеся черные пряди, которые стоило бы уже завязывать в косичку на манер хельмгольдских воинов; легкие ссадины и порезы на шее и скулах и еще глаза…Чужие глаза смотрели на Хьюго. Вернее, глаз. Одно око было окутано белой пеленой, словно туман сокрыл зрачок. Увидев это, парень отпрянул от клинка.

— Хьюго… — Юлиус пытался подобрать какие-то слова утешения, что было весьма непривычно для этого человека. Юноша заметил, что тропарь в последнее время стал чувствительным.

— Плевать, — буркнул парень, собирая свою котомку и стараясь скрыть ущербный глаз. Сильная злоба обуяла Хьюго. Свой недуг он возненавидел еще больше, отчего стал проклинать дату своего рождения.

— Ты видел сон, — тропарь попытался сменить тему. — Зачем нам в Месалину?

— Не знаю, но я должен туда попасть. Быть может я смогу найти какие-нибудь рукописи Ульдура, моего наставника. Если они, конечно, уцелели…

Тут Хьюго осекся, вновь пораженный открывшейся ему истиной. Перед глазами возник тот самый гобелен, что висел в доме путешественника. Парень медленно обернулся к Юлиусу.

— Скажи, в вашем лагере когда-нибудь бывал Ульдур Руттербах, знаменитый путешественник и исследователь?

Юлиус растеряно помотал головой.

— Тебе следовало задать этот вопрос Туллу Меттию. Быть может тот, о ком ты говоришь и был у Культа Вепря. Я же, скорее всего, проливал кровь на нашей границе.

Хьюго смиренно вздохнул. Что ж, придется ему самому откапывать ответы к загадкам судьбы. Нынешняя его жизнь напоминала широкий тракт, ведущий в густой туман. И он, словно отчаявшийся пилигрим, брел по этой дороге, не зная куда она его заведет.

Юлиус наблюдал как Хьюго быстро собирает свои вещи в котомку, поправляет пояс, с прикрепленным кортиком и накидывает походный плащ. Тогда тропарь медленно поднялся и выгнул спину. Стало быть, и ему пора собираться. Слегка прихрамывая, он обошел шалаш и оглядел дорогу.

Обратив внимание на Юлиуса, Хьюго встрепенулся и подошел к нему.

— Я не сказал, но во сне… — замялся парень. — Ночной гон идет за мной.

Хьюго заметил, как лицо тропаря враз окаменело. Казалось невидимые силы сковали Юлиуса. Затем на юношу пал взгляд испуганных глаз! Озабоченность такого человека испугала Хьюго еще больше, чем сон.

— Ночной гон, — бубнил Хьюго. — Это же выдумки, так ведь?

— Ночной гон и я считал выдумками, пока не услышал о нем из уст юного пророка, — озадаченно произнес тропарь.

— Но может это просто сон?

— У тебя не бывает просто снов, Хьюго.

— Что ты слышал о Ночном гоне, Юлиус?

Тропарь отвел взгляд куда-то в сторону и принялся гладить свои густые усы. Так он всегда делал, когда переживал.

— Слышал, что это мертвые наемники князя Неанадалека, который завоевал Оствестию и построил империю. Некогда умершие они стали служителями Древних богов. Когда-то это были мужественные войны, павшие в боях за шесть провинций империи. Теперь это живые скелеты и призраки, закованные в доспехах, что скачут на белых, как молоко, конях. Многие рассказывали, что последний раз видели Ночной гон несколько веков назад. Обычно гон появляется в летнее полнолуние. Где идет Ночной гон, там происходят природные бедствия, а люди теряют рассудок. Те, кто становятся на пути наемников — погибают. Говорят, первым основателям Культа Вепря удалось остановить их.

— Это как же?

— Поразить всадников может лишь клинок, заговоренный на языке Древних. Лишь Культ Вепря обладает подобными знаниями. Но уничтожить полностью Ночной гон невозможно. Говорят, проходит время и гон вновь появляется в мире людей, словно природное явление. Не знаю, что из этого правда, а что вымысел, но проверять я это не хочу.

— Если Ночной гон идет за мной, не думаю, что тебе стоит быть рядом, — выпалил Хьюго.

— Если Ночной гон и вправду начал собирать жатву, то мало кому удастся избежать горя, — ответил Юлиус.

— И что же нам тогда делать?

— Не плохо было бы поговорить с Туллом Меттием. Быть может этот зануда скажет что-то дельное. Но сперва двинемся в Месалину, — и натянутая улыбка просияла на лице Юлиуса. — Твои сны — единственное, что дает нам надежду.

— И уродство, — буркнул Хьюго, заматывая бельмо почерневшим кусочком холста.

***

За несколько дней они добрались до северо-запада Церкоземья. Нелегким делом было искать удачный брод для переправы на правый берег Унны, чтобы потом выйти на широкий тракт. Несмотря на то, что им удалось раздобыть вторую лошадь, умело поторговавшись с конюхом в одной деревушке, привалы они делали часто. Покалеченная нога Юлиуса постоянно напоминала о себе. Тропарю часто приходилось спешиваться и разминать ее. Та, смертельная схватка с драугом лишила Юлиуса былой прыти, отчего тропарь нередко хандрил. Почти также себя чувствовал и Хьюго, враз помрачневший после того, как на глазу образовалось бельмо. Все чаще он выпрашивал у Юлиуса меч, чтобы тренироваться. Так и выходило. Нынче напарники напоминали больше угрюмых бродяг: один хромой, другой — слепой.

Они остановились в небольшой деревушке Акр недалеко от Унны, успев завалиться в теплую таверну до начала дождя. Уже смеркалось, а где-то вдалеке мерцала зарница.

Таверна «Хмельной удар» была забита всяким сбродом: как местным, так и пришлым. Все столики были заняты. Девки сидели на коленях у пьяных горланящих мужиков и звонко хохотали. Кто-то расположился на подоконниках и раскидывал картишки. Какой-то ловкач с длинными патлами бренчал на лютне и распевал сатирические стишки. Сидел он прямо на барной стойке без доли стеснения. Среди всего этого балагана бегал с подносом веселый хозяин таврены с проплешиной на голове и густыми рыжими усами. Он только и успевал, что бегать за едой и выпивкой. Стоило ему накрыть один стол, как из-за другого раздавалось «Себастьян, еще!» и бедный хозяин тут же спешил к стойке. Помогали ему пару халдеев, которые тоже