о том, что вынуждена повиноваться. Вы не можете сжечь портрет, пока мы не узнаем, что здесь происходит. Если портрет одержим духом или кто-то ещё управляет им, мы должны найти, кто это делает.

Теперь Яромир смотрел на Антона в ожидании указаний, а тот поднял руку:

— Подожди. Мне нужно подумать.

Инна наклонилась вперёд на своём стуле.

— Не слушайте, мой господин. Она плетёт ложь, как ткачиха сукно. Теперь Селин полностью обратила своё внимание на Инну, вспомнив первое видение.

— Антон, — медленно сказал она, не заботясь о том, что кого-то может оскорбить столь прямое обращение, — эта женщина отравляет вино на вашем ночном столике. Я думаю, она делает это уже продолжительное время.

Рот Инны открылся, глаза расширились.

Антон отошёл на четыре шага, будто желая, чтобы их разделяло расстояние.

Яромир, напротив, вернулся назад.

— Что?

— Это белый порошок, завёрнутый в бумажные пакеты, — спокойно продолжала Селин, — она хранит его в кармане своего платья. Я думаю, что в моём видении всё произойдёт сегодня вечером, когда сумерки начинают сгущаться. Я видела, как она подмешала порошок в его вино. Обычно она делала это в другое время, прежде чем Антон отправлялся в постель, но этим вечером она снова будет под стражей.

Позже она размышляла, что стоило сообщить эту новость иначе. Селин должна была предвидеть реакцию Яромира на такое заявление. Лицо лейтенанта окаменело. Он сгрёб Инну за руку, сдёрнув со стула. Всё произошло так быстро!

Инна закричала от боли, а Селин вскрикнула:

— Яромир, не надо!

Но его рука уже рылась в кармане платья Инны. Он вытащил тот самый сложенный кусок бумаги и передал его Селин.

— Что это? — потребовал он, удерживая Инну, как в тисках.

Антон наблюдал за всем, не проронив ни слова.

Селин положила бумагу себе на колени, развернула её и вытащила один из пакетов. Смочив палец, она коснулась порошка и попробовала его.

Мать много лет обучала её различать разнообразные вкусы д

ействующих компонентов, используемых в приготовлении порошков и эликсиров. Так что она сумела распознать составленную смесь.

— Это снотворное, — сказала она, проведя языком по нёбу. — Я чувствую мак… и что-то ещё.

Всё ещё неуверенная, она прикоснулась к порошку и попробовала его снова. Затем её глаза устремились на Яромира:

— Здесь присутствует болиголов.

Начальник охраны с рёвом бросил Инну обратно на стул и навис над нею, положив обе руки на подлокотники.

— Где ты достала это? Кто тебе дал порошок?

Инна в ужасе уставилась на него и покачала головой:

— Это лекарство помогает ему уснуть! Оно необходимо ему, чтобы отдохнуть!

Одним быстрым движением Яромир вытащил из-за пояса кинжал и приставил его к горлу молодой женщины.

— Где ты взяла это?

Антон ничего не предпринимал. Он просто молча смотрел.

Селин поднялась на ноги. Она не хотела, чтобы всё так обернулось:

— Лейтенант, остановитесь!

Она схватила его за правую руку, пытаясь отстранить клинок. Яромир оттолкнул её назад локтем и приставил лезвие к щеке Инны.

— Где?

Селин упрекала себя за несдержанность. И за то, что подумала, будто правосудие здесь работает иначе.

Она никогда не видела Яромира таким. Но уже не сомневалась, что он прирежет Инну, если та не повинуется. Теперь она поняла, если речь заходит о безопасности Антона, то этот человек мало перед чем остановится.

Инна, должно быть, тоже это поняла. Потому что сказала:

— Мастер Фёдор.

— Фёдор? — смущённо спросил Яромир.

— Мой господин перестал принимать его лекарства! — зарыдала она. — Он не хотел пить то, что мастер Фёдор советовал. Я должна была сделать это! Я должна была помочь ему отдохнуть. Мастер Фёдор сказал, что он должен отдыхать.

Яромир убрал клинок.

— Это правда, — тихо сказал Антон. — Я чувствовал, что лекарства Фёдора больше не помогают мне, и отказался принимать их.

Селин была поглощена размышлениями над этим. По какой-то причине мастер Фёдор давал Антону смесь из опиума и болиголова. В малых дозах болиголов используется при тяжёлой бессоннице, но точно не подходит для долгосрочного применения. В больших концентрациях это был яд, который мог убить. Когда же Антон перестал принимать назначенное лекарство, Фёдор использовал Инну, чтобы подмешивать порошок в его вино.

Выражение лица Яромира испугало Селин. Вернее, заставило её испугаться за мастера Фёдора.

— Ты не знаешь, почему он сделал это, — сказала она. — Он мог верить, что помогает своему княжичу.

Яромир посмотрел на Антона.

— Что я должен сделать?

Антон не колебался. Он указал на Инну.

— Отведи её обратно в приготовленную тобой комнату и оставь под стражей. Потом поговори с мастером Фёдором.

— Да, мой господин, — ответил Яромир, снова схватив Инну за руку.

— Нет! — взвыла Инна, пытаясь освободиться. — Вы обещали! Обещали, что я смогу прислуживать вам днём.

Яромир выволок её из комнаты и закрыл за собой дверь, оставив Селин и Антона в неловком молчании. Как мог он допустить, чтобы Инна, стал его личной прислугой? Она же душевнобольная!

Должно быть, мысли Селин отразились на её лице, потому что он сказал: — Ты не понимаешь.

Нет, она не понимала.

— Инна прибыла вместе с Джозелин, — сказал он просто.

— Я знаю. Павел рассказал мне. Он сказал, что Джозелин спасла её из беды.

— Из беды? Ты можешь называть это так. Отец продал её в бордель, когда Инне было тринадцать лет. Джозелин знала эту семью, и она спасла Инну. Когда они приехали сюда, я заметил, что она была… не совсем здорова. Но Джозелин была к ней привязана. Когда моя жена умерла, Инна почти обезумела от горя, как и я. И она начала делать для меня разные мелочи как раньше для своей госпожи. Мне следовало прекратить это, но я этого не сделал. Не смог. Я позаботился о том, чтобы между нами была дистанция. Но я понял, что забота обо мне — единственная вещь, которая не позволяет ей впасть в полное отчаяние, даже безумие.

Он провёл дрожащей рукой по своему лицу.

— Ты считаешь, что я поступил неправильно?

— Не считаю, — сказала Селин, и это была правда. Она действительно так думала. Как сочувствие может быть неправильным? — Конечно, нет.

Он отнял руку от лица и посмотрел на неё.

Амели мерила шагами их комнату. Когда