Гома. Мы оба согласны с тем, что Вселенная постижима. В чем мы расходимся, так это в вопросе этой понятности. Простите, если это прозвучит так, будто я вкладываю в ваши уста лишние слова, но вы согласитесь, не так ли, что, по вашему мнению, у этой понятности нет конечной цели - что это просто счастливая случайность, случайное совпадение между законами физики и пределами наших собственных сенсорных возможностей? Наш разум придумывает математику, и математика оказывается подходящим инструментом - фактически единственным инструментом - для придания смысла чему бы то ни было? Что мы оказались достаточно умны, чтобы разобраться во всем этом, но в конце концов за всю эту сообразительность не будет никакой награды? Нет высшей истины, ожидающей своего озарения? Ни более глубокой причины, ни более глубокой цели, ни большей мудрости, ни намека на лучший способ быть человеком?

Вопреки своему здравому смыслу, она позволила втянуть себя в это дело. - И каково ваше мнение?

- Я не могу смириться с бесцельной вселенной. Наука - это замечательное сооружение знания, прекрасное в своей непротиворечивости. Но это не может быть просто средством достижения своей собственной цели. Не случайно и то, что математика в высшей степени эффективна при описании игры материи, энергии и силы в нашей вселенной. Они подходят друг другу, как рука в перчатке - и это не может быть совпадением. Наш разум был наделен наукой не просто так, Гома, - чтобы направлять нас по мере того, как мы продвигаемся к пониманию истинной цели нашего собственного существования.

- В этом нет никакой цели, Питер.

Он изучал ее с некоторой проницательной отстраненностью. - Вы так говорите, но действительно ли вы это имеете в виду?

- Я сама решу, что я имею в виду, спасибо.

- Вы безоговорочно принимаете сверхъестественную связь между математикой и феноменологией - и все же не можете допустить, что в этой взаимозависимости может быть какая-то цель?

- Мне не нужна духовная опора, чтобы иметь дело с реальностью.

- Мне тоже. Но вы говорите, что принимаете бесцельную вселенную. Однако в глубине души вы уверены, что понимаете смысл этого заявления?

- Думаю, понимаю.

- Тогда зачем вам вообще заниматься наукой, если ни в чем нет цели?

- Чтобы понять это.

- Но в таком понимании не было бы никакого смысла. Это было бы пустым, бесполезным занятием - вроде мимикрии в пещере.

- Может быть, смысл в том, чтобы понять. Чтобы материя начала обретать смысл сама по себе.

Он просиял. - Тогда это телеологическая позиция. Скрытая цель в том, что вселенная обращает внимание на саму себя?

- Я этого не говорила.

- Возможно, - признал Грейв. - Но что-то подталкивает вас к этой задаче. Возможно, удовлетворение от добавления маленького кусочка к большей головоломке. Заложить еще один камень в основание собора, даже если вы никогда не доживете до завершения строительства. Но имело бы это значение, если бы ваше имя было почитаемо, передавалось из поколения в поколение?

- Меня не волнуют потомки.

- Значит, вас устроило бы, если бы ваша работа была опубликована анонимно? Может быть, это уже так? - Он внезапно задумался. - Нет, этого не может быть, иначе я бы об этом не слышал, не смог бы это прочитать.

- Вы думаете, что знаете мою работу?

- Достаточно хорошо, чтобы быть впечатленным вашей интеллектуальной честностью.

Если это подразумевалось как комплимент, то в нем было что-то двусмысленное, что заставило ее ощетиниться. - Понятия не имею, о чем вы говорите.

- Ваша честность в том, что вы готовитесь к худшему. Вы, должно быть, больше всего на свете хотели найти доказательства того, что снижение когнитивных способностей у слонов не было постоянным, что его можно остановить или даже обратить вспять. Кто бы стал винить вас за это? И все же вы поступили хорошо и благородно - представили данные и позволили им говорить самим за себя. Ни одна из ваших стратегий не оказала никакого влияния на слонов - и все же вы не пытались замять это или представить данные таким образом, чтобы они предполагали более благоприятный прогноз. Это достойно восхищения.

- Отвали.

Эта вспышка гнева заставила Грейва моргнуть, но он выглядел скорее озадаченным, чем оскорбленным. - Простите, мы опять не с той ноги начали? Я хвалил вашу работу, а не критиковал ее.

- Вы точно знали, что делали.

Улыбка Грейва была сама невинность. - А я должен знать?

- Тыкаете меня носом в правду, по крайней мере, такой, какой вы ее видите. Вы так рады этому, не так ли? Посмотрите на себя. Вы едва можете сдержать свою радость от того, что танторы не вернутся. Они были оскорблением вашему взгляду на вещи, потому что осмелились вытеснить человечество из центра Вселенной. Ну и это тоже к черту. Они были чем-то чудесным и прекрасным, новой возможностью - но вы не можете с этим справиться.

- Вижу, мы отлично поладим. - Наконец улыбка исчезла, сменившись выражением тихой печали и смирения. - Я знаю, что вы не согласны с позицией Маслина, и не виню вас за это. Но большинство из нас просто пытаются увидеть обе стороны. - Он провел пальцами по волосам, откидывая их со своего блестящего лба. - Насколько хорошо вы знаете всех остальных?

- Что это за вопрос такого рода?

- Не такой уж неразумный. - Его глаза покраснели от пота. - Это всего лишь человеческая природа - делить всех на группы и когорты, но так бывает не всегда. Делегация "Второго шанса" была собрана в последнюю минуту, с большим количеством разногласий и компромиссов. Вы видите нас, двенадцать человек, и думаете, что мы все совершенно одинаковы, но я чувствую, что знаю вас почти так же хорошо, как некоторых своих коллег.

- С другой стороны, мы иногда чувствуем себя ущемленными и верим, что вы, остальные, мыслите в ногу со временем. Я бы поспорил, что это тоже неправда. Мы просто люди, все мы. Слава богу, что у вас есть дядя, говорю я. Мпоси очень хороший человек - он нам всем нравится.

- Я очень рада за вас.

- Тогда вот вам и все. Я пытаюсь предложить оливковую ветвь - я подумал, что вы хорошо отреагируете на небольшую интеллектуальную беседу. Хотите, я открою вам секрет? У Васин нет ни малейшего шанса передумать, и Маслин это знает. Он изложил свою точку зрения,