было отрадно оттого, что путь домой отложился. Что ждало его в Тангуте? Дочери? У старших уже народились дети, а с ними скучать не приходится. Младшую по зиме он замуж выдал, стало быть, сейчас она скорее всего дитя поджидает. Такими вестями раньше времени не делятся, но всем же понятно, что молодожёны даром времени не теряют, что рано или поздно быть Велибору в очередной раз дедом. Значит, и у младшей забот немало. Кто ж ещё с тоски по нему сохнуть может? Жена? Молчаливая, покорная хозяйка, заботливая мать и добрая бабка. Всем она хороша, да только нелюбима… Того, чего ждёт, если она ещё чего-то ждёт от чёрствого мужа, всё равно не дождётся. А посему чего в Тагнут спешить? К тому же здесь, в приграничных лесах, скрыто бесценное сокровище, коим Велибор желал обладать уже многие лета.

— Твои уж все собрались, — разрушил стройный ряд мыслей грубый голос. — Ждёшь кого али так, задумался?

— Гонишь меня? — нахмурившись, Велибор обернулся, всмотрелся в серые глаза.

— Нет, — безразлично ответила богатырша. — Хочешь, ещё постой, подожди, покамест гроза начнётся. По грозе-то скакать веселей.

— Сварливая ты баба, — покачал головой воевода. — Перемолвиться хотел, да Рагдай теперича тенью твоей обратился. Отчего ты главой ихней не стала, ведь были те, кто тебя воеводой звал?

— Воевода дружиннику роднее отца быть должен, — рассматривая лик друга, ответила Рода, — роднее матери. С кем-то из них я воевала с Аримией; кто-то знает меня как дочь Акима-Горы да встречал, когда я к отцу наведывалась; а кто-то меня вовсе не знает. Рагдай же всем им старший брат уж не один десяток лет. Посему быть ему воеводой, а я подсоблю, коли попросит.

— Вижу, уже попросил, — ухмыльнулся Велибор.

Рода вмиг изменилась в лице, брови сдвинулись, придавая воительнице грозный вид.

— А что прикажешь ему? Он при отце с отрочества, во всём опора. Да токмо, сам знаешь, одно дело быть воином, другое — за всех ответ держать… за каждую смерть повинным быть. Посему Рагдай помощи моей ищет, а мне не с чего ему отказывать.

— Ладно, — буркнул Велибор. Помолчав, взял её руку, поглаживая нежно, спросил: — Ничего ты от меня не скрыла? Ничего, что знать мне положено?

— Ничего, — невозмутимо отозвалась Рода. — Здесь буду, Рагдаю подсоблю. Наворопники мои разведают, что на уме у ариман… Коли ариманы удар нанесут, то нанесут его по острогу, посему большее войско здесь должно остаться.

— Да знаю я, — отмахнулся Велибор, — чай, говорили уж о том.

— Тогда чего спрашиваешь? — ухмыльнулась богатырша.

— Провожай меня, — шепнул тангутский воевода, сжав крепче её руку.

— В добрый путь, — безучастно отозвалась Родослава.

Гневно фыркнув, Велибор резко развернулся, зашагал вперёд, но, всё же решившись, вернулся.

— Два десятка лет, — прошипел он, — Рода. Два десятка лет! Я не видел тебя, не знал, что с тобой… Да ничего не изменилось, душа твоя чёрствая, а сердце всё такое же каменное…

Обвив его шею, Родослава прильнула к губам, прекратив поток негодования. Чувствуя, как сильные руки сжимают талию, не пыталась отстраниться, ждала.

— Не откликаешься на мою ласку, — шепнул в её губы Велибор, — холодная.

Подушечками пальцев коснувшись её щеки, воевода всмотрелся в дым серых глаз. Не найдя в них ответа, разжал объятия.

— Ты же хотел, дабы я так тебя проводила? — изогнув бровь, богатырша озвучила его мысли.

— Нет, — устало выдохнул воин, — не так. Не откликаешься на мою любовь, что с летами не меркнет, не принимаешь меня.

— Я тебе дала всё, что токмо могла, — всё так же спокойно проронила Рода, — даже больше. То ты меня не принимаешь, Велибор. Два десятка лет прошло, а ты ничего не понял.

— Куда мне, — рыкнул воевода и зашагал к коню.

Запрыгнув в седло, он подал знак дружине и помчался во весь опор прочь от острога. Родослава долго смотрела ему вслед, пока массивные врата не сомкнулись, укрыв друга от её глаз.

Развернувшись, воительница жестом велела кому-то следовать за собой. От тени дружинного дома отделилась фигура, не выходя на свет, направилась к избе Акима. У крыльца колол дрова Рагдай, пытаясь скоротать время ожидания. Подойдя к нему, Рода опустилась на сложенные у избы брёвна.

— Сказала ему? — отбросив расколотое полено и вонзив топор в пень, спросил Рагдай.

— Нет, — бросила она, высматривая в небе Каркуна.

— Отчего?

Рода пристально взглянула на него, ухмыльнулась:

— Да он токмо про Навь услышит, разразится пуще грома да из острога не уедет… А он в крепости надобен, не должно быть бреши в границах наших.

— Оно верно, — вздохнул Рагдай; заприметив Каркуна, вытянул руку. Ворон плавно опустился на его предплечье, уставился на хозяйку.

— Можешь подойти, — рассматривая ворона, проронила Рода.

Из-за поросшей мхом стены вышел Марун, сел рядом с воительницей. Вытянув руку, присвистнул. Каркун встрепенулся, чиркнув крылом по лысой голове Рагдая, перелетел на руку Маруна.

— Слушаю тебя, мати, — сказал наворопник, поглаживая спину ворона.

— Через три дня пойдёшь со мной, — тихо заговорила она, — дорогу запоминай, ибо как она сложится, сама не ведаю. Оставишь меня в лесу да сюда воротишься. Время придёт, я за тобой Каркуна отправлю.

— Всё сделаю, — кивнул Марун.

Смоляная прядка, выскользнув из-за уха, зацепилась за его стриженую бородку. Заприметив это, Рода привычным жестом заправила прядь обратно, пригладила кудри. Юноша вздохнул, но ничего не ответил на её заботу.

— Знаю, что ты уж не чадо, — улыбнувшись его мыслям, шепнула Рода.

Не разделяя беззаботного настроения богатырши, Рагдай нахмурился. Её замысел о походе в навь не понравился новоизбранному воеводе сразу, как только был озвучен. Подавшись к ней, Рагдай выпалил:

— Может, мы к тебе наведываться станем? Сколько ты в Нави бродить станешь? Может, пробудить тебя дня через три?

— Не можно туда соваться, — продолжая гладить ворона, сказал Марун. — Мати, в Навь уйдя, врата открытыми оставит, посему любая душа в них кануть может. Времени в нави нет, посему когда настанет пора воротаться, мати тебе тоже не скажет. А от сна навьего пробудить мы её не в силах. Так что сиди, воевода, в остроге.

— Умный у тебя ученик, — сплюнув, заключил Рагдай.

— Посему слушай его, друже, — пристально глядя на воеводу, вкрадчиво сказала Рода. — Из Нави можно не вернуться вовсе. Коли меня не станет, Марун верно служить тебе будет, умей слышать его, верь ему.

* * *

Разгуливая по лазурному небу, подставляя ладони под жаркие лучи Ярилы, гнал облака Стрибог. Проносясь над Ламским морем, покачивал белую пену, надувал паруса, подгоняя торговые ладьи. Там вдали серебристой лентой в Ламское море впадала река Охота. Склонившись над величавой дивой, владыка ветров подхватил с