— Что же они должны подумать? — беспокойно спросил Рискин.

— Они могут подумать о сотне разных вещей, — пожал плечами Черч. — Некоторые марсиане, а особенно астериты, решат, что это мог быть обман, мистификация. Но вряд ли им удастся узнать правду, и, во всяком случае, кто осмелится полностью отмести возможность того, что это реальность? Уж, конечно, не Земля. Общественное мнение Земли поднимет шум до небес, что, естественно, понравится корпорациям, которые начнут делать большие деньги на защитных контрактах.

Рискин посмотрел на него, сузив глаза.

— Я все еще не совсем понимаю, что вами движет, — сказал он.

— Да желание снять вас, астеритов, с наших шей, — рассмеялся Черч. — Мы платили вам выкуп эти последние месяцы, чтобы вы оставили нас в покое, но не может же это продолжаться вечно.

Отчитываясь перед Добшинским, он изложил множество деталей. Это происходило в его собственном, непрослушиваемом, в чем он был уверен, кабинете.

Черч откинулся на спинку вращающегося кресла так, что та пискнула, положил ноги на письменный стол и потянулся за своей трубкой.

— Согласно последним новостям, — сказал он, — события развиваются молниеносно. Ходят слухи, будто посольство Земли теперь само побуждает вас вооружить корабли.

— Это верно, — кивнул Добшинский. — Просто смешно.

— Нет-нет. Вы должны выдерживать характер и нагнетать военную лихорадку. Расходы вам вполне по карманам. Вас больше не грабят, а выплаты Свободным Мирам скоро вступят в новую фазу. Главным образом, впрочем, дело в том, что у вас будет больше кораблей, чем вы можете справиться.

— И это имеет отношение к космической защите, которая планируется?

— Да, думаю, так. И Астероидный Пояс — наиболее очевидный район для укрепления, — добавил Черч, хотя в этом не было необходимости, так как было много предварительных дискуссий, но он просто не мог совладать со злорадством. — Так что Марс и Свободные Миры великодушно позволят Земле использовать существующие поселения в качестве индустриальных и военных баз. В конце концов они унаследуют то полезное, что дадут эти постройки.

Тем временем польются деньги — в таком количестве, что астериты смогут покупать все, что им нужно, и им просто ни к чему будет заниматься пиратством. А в дальнейшем между нами и астеритами начнут развиваться тесные торговые связи, потому что общественное мнение обоих государств решительно объединится против возможности вторжения извне, и ни одно правительство не захочет тратить слишком большие средства на военные нужды.

Добшинский нахмурился:

— Мне это не нравится. О, я бился за ваш план с Ассоциацией, потому что не было альтернативы, но все же теперь, когда мы вовлечены… Неужели вы надеетесь, что эти ублюдки уйдут чистенькими?

— Вы имеете в виду астеритов? Почему бы и нет? Во всяком случае, сейчас? Вы же прекрасно знаете, что завоевать их не можете. Так что давайте лучше с ними подружимся. Я уверен, что вам, так же как и мне, совершенно наплевать на то, какой флаг развевается над ними — наш или их собственный.

— Да, конечно, это так, — сказал Добшинский. — Тем не менее…

— И запомните, — прервал его Черч, — мы превосходим их в культурном отношении. Защитный бум даст им возможность широкой индустриализации. Я думаю, для человеческой расы в целом это хорошо. Человек должен прочно закрепиться на этих местах. Но феодализм и номадизм не могут сосуществовать с массовой индустрией. Те Шефы, которые не сумеют перестроиться и стать главами компаний, будут смещены и забыты собственным народом. Скажите же мне, можно ли отомстить более удачно? Чего еще вам нужно?

— Но долго ли продлится иллюзия? — возразил Добшинский.

— Достаточно долго, — ответил Черч. — Сотня или около того людей, которые что-то знают о нашей Бостонской Чайной Кампании, были осторожно прибраны к рукам и находятся далеко и отсюда, и друг от друга. О, возможно, это неизбежно, что крышка приоткроется. А если и нет, то со временем начнет слабеть; в конце концов все решат, что это была какая-то отдельно действующая банда. Но к тому времени процесс зайдет настолько далеко, что возврат к старому станет невозможным. И в Поясе произойдут такие изменения, что остановить их тоже будет нельзя.

— Предположим, правда станет известной?

— Что ж, в таком случае вам только придется напомнить Солнечной Системе о том, что на «Атлантис» напали именно жители Свободных Миров. Если Земля не возражала, когда от этого страдали мы, то вряд и на сей раз она осмелится метать страшные громы и молнии.

— Нет, у нас есть убедительные доказательства. Кроме того…

Черч встал и подошел к окну. Ночь наступила мгновенно, как это всегда бывает на Марсе. Надо всем неоновым сверканием раскинулось небо, почти такое же великолепное, как открытый космос.

— Это вряд ли возможно, — тихо сказал он, — что люди сами смогут найти путь к звездам, пока продолжаются междоусобицы.

Память

Торрек

Золотистый свет пробежал по склону Кеттлбек-Фелл, коснулся дрожащих струй, поднимавшихся от долины Бранна и, крутясь, устремился к голубовато-серебристому небу, полному мерцающих облаков. Над холодной, белой, сердито рокочущей рекой густым слоем лежал сизый туман, и вода снова и снова вбирала его в себя.

Руки Вильена в бешеном темпе плясали над контрольными приборами. Как только река осталась позади, он снова поднял машину вверх, и теперь они летели над верхней кромкой леса.

— Теперь мы уже близко, названный брат, — сказал Вильен. — Тебе лучше приготовиться.

Торрек кивнул, встал со своего кресла и принялся пробираться вдоль узкого фюзеляжа. Он ощущал, как легкое, тканое, пропитанное маслом покрытие, туго натянутое на каркас, вздрагивает от его прикосновений, и слышал, как оно гудит в такт шуму огромных крыльев.

Достигнув маленькой стеклянной дверцы, он взглянул через узкое отверстие на дикую бесплодную землю со снежными полосками, раскиданными там и тут. Он проверил свое снаряжение: веревка, сложенная кольцами и прикрепленная к распорке, три ножа в ножнах у пояса, сетка, повязанная на голове так, чтобы длинные желтые волосы не мешали ему. Одет он был лишь в набедренную повязку, ибо для успеха задуманного его вес не должен быть слишком большим.

Он был высоким и гибким молодым человеком, резкие черты лица делали его совсем непохожим на людей красивого народа Думетдина. И имя, которое ему здесь дали, Торрек, означало не просто «чужой» — в нем таился намек на какую-то долю чудовищности, ибо он единственный из всех, кто жил под Кольцами, не мог хотя бы приблизительно назвать своих родителей. Тем не менее на лице его были вытатуированы эмблемы