– Я пенсионер уже много лет. В эти игры ни с кем никогда не играл и не играю, вы же знаете, Олег Анатольевич, – голос Кафкана был тверд.

Неожиданно с улицы появился Коля. Он был только что пугающе подстрижен почти наголо, в сиреневой майке из позабытого Гришей дворового прошлого, деловит, заторможен и плотен, как может быть плотен молодой человек со взглядом исподлобья, взглядом, похожим на то, как смотрит злодей. В руках он держал остроухого котенка. «Ба! Не ждали. Жив курилка. А где Толя, Коля?» – издали спросил его Олег несколько иронично. «Это что ли, Толя?» – он показал рукой на котенка. И тут же, не дожидаясь ответа, повернулся обратно к Кафкану.

– Любят пацаны животных. Надо Колю пристроить к слонам, пусть ухаживает, супермен. Да, Коля?! Сейчас освобожу вас, Григорий Соломонович, от своего общества, возвращу вас к Сай, наслаждайтесь. Подумайте над моим предложением, оно может стать взаимовыгодным и пойти на пользу всем, – он приложил ладонь к виску, отдавая честь Кафкану. Ничего конкретно он не сказал, это настораживало.

– Мы же прагматичные люди. Взаимовыгодное предложение. Не вы первый, не вы последний. Многие ваши одобряют и даже приветствуют наши действия. Мы освобождаемся от них, а вы приобретаете и людей, умных, деловых, энергичных, и финансовые средства. Необозримые перспективы. А?!

Сай сидела возле мужчин с потухшим видом, созерцая узор на салфетке своими темными глазами, демонстрируя веселый, дерзкий азиатский профиль, с откровенными полными губами и прекрасными беличьими зубами. Не скучала, но и не радовалась. Коля за соседним столиком поил котенка из широкой пригоршни водой, не забывая озирать пространство зала.

В этот день Олег был явно на коне, он много говорил. В прошлом он признавался редким знакомым: «Обычно я молчалив». Выглядело все так, что с ним что-то произошло. Он поглядел на Сай, на ее всепобеждающий профиль, и сказал Кафкану: «Вот женщина, у нее единственная проблема – отсутствие детей, это терзает ее, ну, и любовь, конечно». Гриша не отвечал ему, у него не было мнения на этот счет.

– Мы вместе спасаем Россию и не только ее. Не спешите отказываться, у вас есть время до завтра, Григорий Соломонович, но послезавтра может быть поздно. Это не угроза. Я вам не угрожаю, как могу. Вы пенсионер, и я тоже, как бы, пенсионер. Вы можете поучаствовать в важном и благородном деле, можете помочь и нам, и вам, а можете пройти стороной. Как пожелаете, как вам подскажет ваша совесть. Это все. Сай, запомните, любит алый цвет, помаду «Паломы», 16 номер, я ей всегда покупал и привозил из командировок. Она обожает эту помаду, хотя красится редко из соображений тайской неподавленной скромности. У нее вообще не тайское, не хрупкое сложение, это вы еще сами выясните.

Хочу одарить вас цитатой, дорогой. Я люблю цитаты, как вы уже могли заметить, Григорий Соломонович. Посылаю вам ее, цитату, по электронной почте, чтобы не прослыть пустым мечтателем. Вот, это только первая строфа, но и ее достаточно. Он кликнул в своем телефоне. «Прощаюсь», – и он ушел, сделав осторожный неопределенный жест правой рукой, не оглядываясь, не посмотрев на Сай и вообще ни на кого. Независимый человек средних лет, живущий сам по себе. Выпускник с красным дипломом арабского отделения престижной ВДА. Коля, напрягши спину и двинув плечами, поднялся и двинулся следом на расстоянии метров трех от него. Сай на него не смотрела никак. Что за ВДА такое? А? Сколько вопросов без ответа.

Гриша увидел в окно, как Олег, не склоняясь под дождем к своей машине, не разбирая пути по вязкому размытому грунту, и, открыв дверь слева от водителя, залез в салон, отерев лицо ладонями от воды. Здесь, в Сиаме, левостороннее движение, руль в машинах, соответственно, справа, и так далее. Коля, бережно выпустивший котенка у входа на землю, оглянулся, огляделся и сел позади него. Машина резко вывернула на дорогу, объехав курятник со съежившимися птицами и лежавшими вдоль ограды мокрыми собаками, пересекла шоссе и сразу помчала, набирая скорость и разбрызгивая лужи в сторону популярного среди жителей острова и приезжих квартала Сритано. Там был турецкий ресторан и кофейня под названием «Джаффа», которую держал настоящий человек из Яффо с улицы Ефет, нашедший свое место в жизни именно здесь, в Сиаме.

Кафкан прочитал в мобильнике новое послание от этого замысловатого и путаного русского человека.

«Мы тут живём умно и некрасиво. Справляя жизнь, рождаясь от людей, Мы забываем о деревьях. Они поистине металла тяжелей. В зелёном блеске сомкнутых кудрей». Удивил Кафкана Олег Анатольевич опять. Умел удивлять, что говорить, краевед. Многие люди из конторы являются и краеведами, и выдающимися борцами за здоровый образ жизни и за спасение планеты земля от устрашающих угроз потепления, религиозных конфликтов и пугающих эпидемий. К сашими Олега Анатольевича никто не притронулся не из соображений строжайшего соблюдения веганства, а просто было не до свежей рыбы сейчас за этим столом, не получалось как-то.

Заодно Кафкан заметил, что девушка из Златоуста внимательно наблюдает за Сай со своего места сбоку от них, с искрой женской зависти и удивления, откуда, мол, такая здесь. Одновременно она не переставала гладить руками и глазами свою очередную мужскую жертву. Она сама была на загляденье свежа и хороша, эта принцесса Урала, но нет границ у женской зависти и никогда и не было. И потом, есть королевы, а есть фрейлины при дворе. Девушка с Урала была из фрейлин. Совсем немало, но есть вершины в этом раскладе недосягаемые, или почти недосягаемые. Все про себя все знают в глубине души, но не все ее любят эту правду, это известно.

Осадок у Кафкана после прочтения письма Олега остался. Он опять вспомнил слова иерусалимского наставника о том, что только спасение чужой души может оправдать твои сомнительные поступки, только доброе сердце и чистые намерения, только они. «Никогда не приближайся к ним ни под каким предлогом, просто нельзя, можно обжечься, упасть и скончаться», – говорил ему старый сталинский зэк Павел Юрьевич Г-н в своей крошечной квартире на первом этаже в квартале Талпиот в Иерусалиме. Он ходил по столице со светлым счастливым лицом, в черном берете, высокий человек в легкой одежде. Он хорошо относился к молодому Кафкану безо всяких на то, по мнению Гриши, оснований. Но людей этот Г-н, совсем не старый и не жеваный жизнью, а, наоборот, стройный, строгий и поджарый красавец, считывал, как говорят сейчас, на раз. И он был очень и