На четвертый день она долго спала, вымотанная всем этим, и когда она встала и в ночной рубашке прошлепала в мамину спальню, обнаружила, что мамы нет. Катрина тут же запаниковала, вообразив, что мама тоже ушла, но тут услышала снизу мамин голос, звавший ее: «Катрина, иди, завтрак готов».

На кухне мама поставила на стол две тарелки и рядом с каждой — по стакану апельсинового сока. Катрина сразу заметила, что это был дорогой сорт, с мякотью, обычно они не могли себе его позволить. Мама готовила яичницу с беконом на сковородке, а в кастрюльке разогревалась тушеная фасоль. На столе уже были тосты и кусок свежего масла. Катрина, еще не до конца проснувшаяся, удивилась, откуда же взялась вся эта еда, а потом еще больше удивилась, откуда же взялось у мамы хорошее настроение.

— Мы так здорово заживем теперь, когда остались вдвоем, — сказала мама. — Ведь правда? Мы, девочки, против всего мира.

Катрина кивнула. Она подумала о Джилл, у которой теперь новая жизнь в Эдинбурге, и о том, когда она приедет навестить их, уже наполовину понимая, что правильный ответ — никогда. И все-таки Катрина испытала облегчение оттого, что мама оправилась, а еще она прямо-таки умирала с голоду, так что задавила колючее чувство беспокойства в груди и уселась за стол, чтобы поесть.

Потом было несколько месяцев «девчачьих поездок», заключавшихся в том, что мама внезапно налетала на Катрину, заставляла ее надевать новую одежду, которую мама ей купила (причем, как с тревогой заметила Катрина, каждое следующее платье было еще вычурнее предыдущего), и они шли гулять. Иногда это было удивительно: они ехали в Глазго, мама Катрины ходила по магазинам, а ей покупала большой молочный коктейль, затем они шли в кино («в кинематограф», как называла его мама, хотя Катрина знала, что так говорят только старики, и считала, что и мама это знает). Или они час добирались до пляжа и, сидя на песке, невзирая на холодный ветер, ели рыбу с жареной картошкой и мороженое.

— Разве мы плохо проводим время? — спрашивала у нее мама, и обычно Катрина соглашалась.

Но в других случаях эти вылазки были более странными, например, когда мама отвела ее в парикмахерскую, они сели рядом в кресла и мама попросила, смеясь своим высоким, звенящим смехом: «Сделайте так, чтоб мы были как сестры». Парикмахерша, очевидно, сжалилась над Катриной и сделала им обеим довольно неопределенную стрижку по плечи, которая была сама по себе недостаточно выразительной, чтобы особенно подчеркивать сходство. Катрине новая стрижка в общем понравилась, хотя она и предпочитала длинные волосы, чтобы заплетать их в две косички.

Некоторые из этих вылазок случались во время школьных занятий, что Катрине не нравилось. Она любила школу и беспокоилась о том, как бы не отстать. Самый худший раз был, когда она собиралась представлять в классе свой проект о Викторианской эпохе. Она работала над ним две недели и создала модель викторианского школьного класса из двух коробок для обуви, разрезанных и соединенных вместе скотчем. Она сделала парты из спичечных коробков и одела кукол из кукольного домика в школьную форму, которую сама сшила из темно-синей ткани. Учитель у доски размахивал спичечной тростью. Но когда в среду утром, в тот день, когда Катрина должна была показывать проект, мама объявила: «У меня для тебя приятный сюрприз», сердце ее упало.

Обычно она молча соглашалась с мамиными планами, но в этом случае стала возражать.

— Я должна рассказывать про свой проект по истории. Мам, я не могу его пропустить. Сегодня моя очередь.

— Не будь такой дурочкой, — махнула рукой мама. Она улыбалась, но это была одна из тех улыбочек, похожих на яйцо в мешочек, жидкое внутри, но застывшее по краям, — Катрина давно уже научилась не доверять этой улыбке. — Это просто скучный школьный проект.

— Но он про Викторианскую эпоху, — возразила Катрина, понимая, что эта реплика не передает всего того, что она хочет выразить.

— Не будь занудой, любимая, — ответила мама, и вопрос был закрыт.

Они поехали в Глазго и пообедали в ресторане, который Катрина назвала бы изысканным и который, как она боялась, был им не по карману. После ресторана мама повела ее в книжный и выбрала для нее книгу о религии Викторианской эпохи, а расплачиваясь, предупредила: «Бери. И только попробуй теперь сказать, что ты пропускаешь школу». Улыбнувшись продавцу, она добавила: «Моя дочь очень ответственно относится к школьным заданиям». Она говорила это с таким произношением, которое иногда использовала, — оно было шикарным, почти английским.

Катрина прекрасно видела, что это книга для взрослых: она была очень толстой и шрифт был очень мелкий. А еще она была в твердом переплете, и ощущение беспокойства в груди у Катрины усилилось, когда она увидела, сколько эта книга стоит. Но она ничего не высказала маме, потому что знала, что если сделает это, то улыбка с маминого лица пропадет и она назовет Катрину неблагодарной.

Когда Катрина пришла на следующий день в школу, она спросила учительницу, можно ли все-таки показать проект, но миссис Кристи ответила: «К сожалению, у нас уже нет на это времени. Мы должны переходить к изучению Солнечной системы». Видя смятение Катрины, она добавила: «Но я изучу его очень внимательно, обещаю».

Катрина вручила ей свой проект, но миссис Кристи потом не вернула его и вообще его больше не упоминала. Катрина не получила отметку «отлично», на которую рассчитывала. От некоторых одноклассников она слышала, что накануне все получили «отлично» за свои проекты, и она была уверена, что и она бы получила тоже, и тогда у нее было бы десять «отлично», и директор школы вручил бы ей закладку для книги и значок. Но в той четверти она так и не набрала десяти, так что закладки не получила.

Какое-то время отец Катрины приходил навестить ее. Это были странные, напряженные субботы, они шли прогуляться и съедали по пирожному в кафе за углом. Но мама Катрины обычно хотела непременно присутствовать тоже, чтобы «контролировать», так что все предсказуемо заканчивалось язвительными замечаниями мамы и все более яростными ответами папы, после этого в лучшем случае наступала гнетущая тишина, а в худшем — был скандал. В любом из них Катрина часто оставалась без пирожного. Посещения становились все реже и реже и наконец вовсе прекратились. В общем, Катрина не возражала.

Но с течением времени она все больше беспокоилась о деньгах. Ее мама работала на полставки администратором в оптике и часто жаловалась, что отец Катрины присылает ей недостаточно