потому она убила своего мужа, украла пятнадцать связок монет и скрылась с преступником. Каждый из соседей, обмакнув палец в тушь, поставил крест вместо подписи. На обвиняемых надели колодки и отправили их в тюрьму для приговоренных к смерти. Пятнадцать связок монет присудили вернуть законному владельцу, но ему они не достались, потому что все эти деньги пришлось отдать чиновникам из присутствия за ведение дела, да и того не хватило! Начальник области собрал бумаги по этому делу и представил их ко двору. В ведомстве наказаний их еще раз просмотрели, после чего был издан высочайший указ, который гласил: «Цуй Нин виновен в том, что совратил чужую жену и совершил кражу и убийство, и по закону должен быть приговорен к смертной казни; а Чэнь, вторая жена, виновна в том, что совершила одно из величайших преступлений — приняла участие в убийстве собственного мужа, — ее следует публично четвертовать». Тотчас же прочитали вслух показания обвиняемых, привели их обоих из тюрьмы и в зале суда приговорили одного к смертной казни, а другую — к четвертованию. Оттуда их под конвоем отправили на лобное место, чтобы публично исполнить приговор. Теперь уж сколько бы каждый из обвиняемых ни оправдывался[255], он не смог бы доказать свою невиновность. Совсем как:

Напрасно попробовал бы немой,

каков на вкус хуанбо[256]:

Вовек не сможет он людям сказать,

что горечи полон рот.

Но послушайте! Если бы вторая жена и Цуй Нин действительно совершили кражу и убийство, они оба, конечно, той же ночью бежали бы в другое место. Разве могло бы случиться, что вторая жена провела всю ночь у соседей и только на следующее утро отправилась к своим родителям, когда и была схвачена на пути? Если бы начальник области внимательно отнесся к этому несправедливому обвинению, он мог бы выяснить подробности. Никому не пришло в голову, что допрашивавший чиновник оказался глуп, он стремился только как-нибудь кончить дело и даже не думал о том, что пытками можно добиться всего, чего пожелаешь. В неведении ты совершаешь одно за другим дела[257], за которые не только сам, но и дети и внуки получат возмездие. Эти две невинные души тоже, конечно, не простят тебе твоего небрежения. Потому-то чиновники и не должны произвольно выносить приговор и применять наказание по настроению; им следует добиваться истины и справедливости. Разве не известно, что мертвый не может воскреснуть, рассеченное не может срастись и снова жить[258], — размышляя об этом, можно только вздохнуть!

Но не будем говорить лишних слов.

Рассказывают дальше, что первая жена — госпожа Лю пришла домой, приготовила дощечку с именем покойного[259] и стала носить траур. Через некоторое время отец ее, старый господин Ван, посоветовал ей снова выйти замуж, но она сказала ему:

— Нужно подождать хотя бы до обряда, совершаемого в годовщину смерти; я уж не говорю о том, что следовало бы соблюдать три года траур.

Отец согласился и ушел.

Время пролетело быстро. Скоро уж год, как первая жена сидит дома и как положено соблюдает траур. Зная, что она не может долго выдержать такой жизни, отец велел старому Вану пойти за ней и сказать:

— Отец велит дочери собираться и возвращаться домой. Пусть она справит траурный обряд в годовщину смерти господина Лю и снова выходит замуж.

Ну что ж, госпожа хорошенько обдумала отцовский совет и нашла его вполне разумным. Она собрала свои вещи в узел, взвалила его на спину старому Вану, попрощалась с соседями и сказала, что уходит ненадолго и еще вернется. Вместе со старым Ваном она вышла из города.

Стояла осень; вскоре подул черный ветер[260], начался проливной дождь, и им пришлось свернуть с дороги и спрятаться в лесу. Нежданно они сбились с пути — ведь сказано:

Так точно свиньи и овцы

заходят покорно во двор мясника,

Не зная, что шаг за шагом

все ближе и ближе их смертный путь.

Они вошли в лес и вдруг услышали позади громкий крик:

— Я — Князь, охраняющий спокойствие гор! Остановись, прохожий, ты должен заплатить мне выкуп, если хочешь пройти по дороге!

Первая жена и старый Ван очень испугались. Вдруг они увидели перед собой какого-то человека:

На голове у него повязан застиранный красный,

закрывший лицо платок;

На тело его накинут потрепанный в битвах,

изношенный старый халат.

Стан его стянут красным шелком;

Брюхо обвязано драной тряпкой.

Ноги обуты в пару черных кожаных башмаков;

Руки сжимают

рукоятку обычнейшего ножа.

Он подошел к ним, размахивая ножом. Старый Ван, видя, что недалека смерть, сказал:

— Ах ты, мохнатое чудище, которое грабит людей на дорогах! Я знаю тебя! Пусть пропадает моя старая жизнь, но я сражусь с тобой насмерть!

Он бросился на разбойника, но тот отскочил, а старик, не рассчитав своих сил, не удержался и упал.

— Этот бык слишком бесцеремонен! — в гневе закричал князь разбойников.

Он ударил его ножом раз или два — земля окрасилась кровью, и старый Ван тут же умер. Госпожа Лю, видя, что разбойник такой свирепый, и понимая, что теперь уж ей от него не ускользнуть, прибегла к хитрости. Она захлопала в ладоши и закричала:

— Как здорово ты с ним расправился!

Тогда разбойник остановился, уставился на нее круглыми от удивления глазами и спросил:

— Кем он тебе приходился?

— Мне не посчастливилось, я потеряла мужа, —пустилась на выдумки госпожа. — Но дело в том, что сваха одурачила меня и выдала замуж за этого старика, который только и умел, что есть. А теперь ты убил его и избавил меня от худшего зла в моей жизни.

Видя, что госпожа настроена миролюбиво и к тому же довольно красива, злодей спросил ее:

— Согласна ли ты стать женой главаря разбойников?

— Я согласна покорно служить вам, — ответила госпожа, понимая, что другого выхода у нее нет.

Злодей сменил гнев на милость, спрятал нож, а труп старого Вана бросил в горный поток. Он повел госпожу Лю с собой кружной дорогой и привел ее к какому-то дому. Подойдя к нему, он поднял с земли несколько комков глины и бросил их на крышу;