class="p1">— Нет, ваше высокопреосвященство, — подобострастно отвечал инквизитор. — Он был ранен, когда мы его нашли. Оказали помощь, какую смогли. Ведь санаторы все здесь, в Ватикане ни одного не осталось.

Чезаре по-прежнему не открывал глаз, так казалось, что чувствуешь себя лучше. По крайней мере головокружение прекратилось.

Подоспевший санатор уверенными жестами растолкал всех, кто окружал раненого, невзирая на сан. Расцепил пальцы Чезаре, всё ещё мёртвой хваткой сжатые на поводьях.

— Садись, юноша, в ногах правды нет. Да уведите кто-нибудь коня в сторону! И воды принесите!

Руки священника запорхали перед лицом Чезаре, от пальцев пахло ладаном и веяло успокаивающим теплом. Раненый распахнул веки, но глаза тут же словно заволоклись лёгкой дымкой. Санатор тем временем расставлял прямо на земле многочисленные скляночки, не переставая бормотать на латыни. Следивший за действиями лекаря кардинал в который раз подивился: как можно одновременно искренне молиться, разматывать бинты, готовить снадобья да ещё и погружать исцеляемого в сон, снимающий боль? Будто у санатора не две руки, а минимум пять, а голова работает совсем отдельно, не отвлекаясь на то, чтобы управлять выверенными движениями.

Когда ладони священника застыли над самой глубокой раной, Чезаре застонал, несмотря на обезболивание, и дёрнулся в сторону.

— Держите его, — приказал санатор. — Если я сейчас всю заразу из раны не вытащу, она загноится. Кто его лечить пытался, интересно мне знать?! Чудо, что до сих пор не умер.

Бок жгло огнём, но проснуться не получалось. Туманная пелена, отгородившая от мира, не рассеивалась. Сознание пойманным зверьком металось в темноте полусна, не находя выхода наружу. Единственным ощущением, не считая боли, были капельки росы на стеблях травы, холодящие пальцы.

Раскалённые щипцы дёрнули особенно сильно, крик рванулся из губ, разбивая дрёму, в которую насильно был погружён организм. Чезаре раскрыл глаза, и увидел, что санатор, утирая пот с разом осунувшегося лица, потянулся за чистыми бинтами. Как ни странно, боль утихла, словно её и не существовало. Священник наложил повязку и сказал:

— Ваше высокопреосвященство, я сделал всё, что мог. Остальное — в руках Божьих.

Тут Чезаре наконец перевёл взгляд на высокую фигуру кардинала… и вспомнил, зачем он сюда приехал. И немного пожалел, что так быстро пришёл в себя. «Что я ему скажу?» — в панике подумал юноша.

Глава 2.11

Гаэтано в задумчивости рассматривал стоящего перед ним сына, не спеша начинать разговор. Мальчишка, подштопанный санатором, выглядел гораздо лучше, разве что чуть бледнее обычного. Хотя бледность могла быть следствием волнения. Кардинал побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и наконец спросил:

— Ты собираешься рассказывать или нет?

Чезаре начал уверенно, без запинки:

— Три дня назад я, как тебе известно, во главе одного из отрядов отправился истреблять нечисть. Мы почти сразу понесли большие потери, но решили продолжать движение, поскольку недалеко должна была располагаться деревня оборотней. На подходе к месту назначения наш отряд попал в засаду, мы с большим трудом отбились… точнее… в общем, в живых остался только я, да и то тяжело раненный.

Юноша перевёл дух. До этого момента он говорил абсолютную правду, а сейчас вступал на тонкий лёд недомолвок и фантазий, талантом к которым никогда не обладал. Сердце колотилось, как бешеное, а под языком разливался противный горьковатый привкус. Чезаре никак не мог собраться с духом, чтобы начать излагать придуманную за ночь историю. За левым плечом злорадно потирал лапки чертёнок, в нетерпении ожидая, когда же подопечный человек шагнёт в пропасть смертельной лжи.

— Я долго блуждал по лесу, несколько раз сознание терял. Наверное, от потери крови ослаб, поэтому никак не мог верную дорогу найти. Когда в очередной раз очнулся, уже стемнело, и я побоялся идти дальше. Кое-как раны перетянул и заснул. Почему меня оборотни не нашли, не знаю. Повезло, наверное, отошёл в сторону от их троп. Следующий день почти до полудня в бреду валялся, даже на ноги встать не мог. Но потом понял, что если не пересилю себя, то здесь и отдам Богу душу, и никто не будет знать, что со мной случилось. Побрёл опять, наугад, потому что направление давно потерял, и ближе к вечеру оказался на краю леса, в прямой видимости от Рима. Понял, что до лагеря не дойду, и решил идти в Ватикан. Пока я ковылял к городу, ночь наступила, ворота закрыли. Тогда я вспомнил про подземный ход, который ты мне показывал. Долго же мне пришлось дверь искать! Весь берег Тибра облазил! — В голосе прозвучала неподдельная обида. — Пошёл к твоему дому, а там замок. Вернулся, направился к ризнице, дверь тоже была заперта, но я кинжалом поковырялся, вскрыл. Пока блуждал так, дело уже к утру… Устал, как будто поле вспахал. В твоём доме, как только на порог ступил, слышу голос этого… — Чезаре сделал паузу, мысленно перебирая все известные ему ругательства, но в итоге сказал просто, — голос Марко. И так мне тошно стало, что решил я ему на глаза не попадаться, взять по быстрому бинтов, лекарств и убираться обратно, к нам в лагерь. Но не успел. Вот так всё и было, — закончил мальчишка, уже понимая, что нестыковок, заметных даже на первый взгляд, в рассказе куча. Чертёнок довольно улыбнулся, как кошка, слопавшая тарелку сливок.

Однако кардинал кивнул, словно принимая на веру малореальную историю, и вкрадчиво уточнил:

— Значит, в резиденции Святой Палаты ты в ту ночь не был?

— Нет, — помотал головой Чезаре, но в глаза отцу посмотреть не решился.

— А откуда труп священника в коридоре около ризницы? Тоже не курсе?

Мальчишка помолчал, чувствуя, что к щекам начинает приливать кровь, но подумав, что начав лгать, на середине не остановишься, ответил:

— Когда я там шёл, никакого тела не было. Отец, мне кажется, что те, кто учинил резню, пришли по моим следам. Если бы я нормально себя чувствовал, то заметил бы слежку, а так… — Ангел за правым плечом сокрушённо закрыл лицо ладонями.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь постукиванием пальцев Гаэтано по дереву подлокотника.

— А где же ты своё оружие растерял? Ведь раньше с луком никогда не расставался.

— Не помню. Наверное, пока по лесу блуждал, где-то забыл. Я же почти в бессознательном состоянии был. — Слова, перечёркивающие истину, срывались с губ всё проще, словно сами по себе, без участия говорящего. Но от этого не становилось менее больно и неприятно.

Тяжёлый вздох кардинала не предвещал ничего хорошего. И действительно последовавшие слова заставили сына главы инквизиции вздрогнуть:

— Чезаре, сколько раз я тебе говорил: не пытайся делать то, к чему