— Никак, — пожал плечами Шнырь. — Собака, и все тут. Зачем еще какое-то имя?

— Да ты славная, — Тео присел на корточки и погладил широкий лоб собаки. Та покорно прикрыла веки и замерла, только хвост еще быстрее застучал. Где-то недалеко завыли полицейские сирены.

— Ну же, идем!

Рассеянные солнечные лучи, пробивающиеся сквозь треснувшее пыльное стекло, не столько освещали помещение, сколько обозначали тусклыми бликами причудливые вещи. Стеллажи вдоль стен были заставлены пузатыми разнокалиберными банками и бутылками, излучавшими мутное зеленоватое свечение. В них, как в илистой глубине заросшего ряской пруда, угадывались очертания странных чудищ: ощерившейся кривыми клыками змеи, хитинового панциря с бесчисленным множеством лап и клешней, уродливого скрюченного эмбриона с раздутой головой. В огромных ларях и плетеных коробах были свалены обломки пожелтевших костей, узловатых корневищ растений, змеиных выползков, медвежьих лап, сушеных тушек летучих мышей и жаб, а по стенам развешаны пучки трав и кореньев, названий которых Тео не знал. На стуле в углу дремал упитанный господин с облетевшим венчиком седых волос.

— Это мастер Ху, он тут вроде аптекаря. Многие из здешних верят в силу жизненных сущностей животных и растений: что настойка на скорпионе и притирка с перемолотой берцовой костью тигра даруют им бодрость духа, ясный ум и долголетие. Ну и мужскую силу, само собой.

Тео избегал слишком уж пристально вглядываться в содержимое склянок, опасаясь, что вид свернувшейся на дне змеи накрепко запечатлится в сознании и потом еще не раз явится во снах.

— Мастер Ху сдает не одну из задних комнат и не допекает с расспросами. Главное — чтобы я каждый вторник оставлял у его двери кувшинчик с байцзю. Сомневаюсь, что он и лицо-то мое вспомнит, — Шнырь хохотнул. — Иногда меня даже одолевают сомнения, жив ли старикан еще или уже откинулся и превратился в один из своих проспиртованных экспонатов.

Шнырь провел его в захламленную темную комнату, принес таз с теплой мутноватой водой и серое полотенце.

— Вот, держи.

Тео кое-как обтер лицо. Левая щека горела и пульсировала.

— Неслабо, конечно, тебя приложило, — участливо поцокал Шнырь. — Ну да ничего, заживет.

— А это что такое? — Тео кивнул на серебристую полусферу, которая выглядела совершенно инородным предметом в обшарпанной, замусоренной комнате.

— Что? А, это? Так это ж «Сон наяву». Ты что, ни разу не пробовал? — удивился Шнырь. — Сильная вещь. Многие из местных спускают на это весь заработок. Рискнешь? Первый раз — так уж и быть, задарма.

Тео нерешительно кивнул. Шнырь усмехнулся и запер дверь. Шлем, оказавшийся совсем невесомым, плотно охватил голову, вдавился в височные кости.

— Слишком давит.

— Так и должно быть, чтобы видеть сны наяву.

— Какие, например?

— Есть разные программки, — Шнырь вытащил из-под кровати старую обувную коробку, в которой россыпью хранились разноцветные пластины размером с ноготь. — Отпадная вечеринка, свидание с голливудскими звездами, райский остров, полет птицы, гарем падишаха… Но, честно говоря, я не любитель сфабрикованных локаций, даже если компьютерная графика не подкачала. Настоящие воспоминания экстремальщиков — вот где крышесносное погружение в фуллриал. Только здесь ты не только видишь и слышишь все в стерео, но и чувствуешь запахи, прикосновения: короче, все даже реальней, чем в жизни. Это, конечно, подороже, потому что зачетные новинки сложнее выудить из потока всякого шлака. Притом не всегда и угадаешь, что хорошо зайдет: есть те, кто готов выложить заработок за три дня, чтобы в сотый раз пересмотреть прогулку по дождливому осеннему парку, а кто-то залипает на поездке в токийском метро в утренний час пик.

— Это что, реальные воспоминания людей?

— Ну да, просто кто-то продал права на ретрансляцию, чтобы чуток подзаработать. Что тут такого? — пожал плечами Шнырь. — Нормальный бизнес. Не грязнее прочих. Ну так что, определился с выбором? Вообще-то тем, кто пробует впервые, я всегда предлагаю просто довериться потоку — шлем сам выловит что-то интересненькое и неожиданное. Закоулки собственного подсознания всегда увлекательнее чужих фантазий.

Перед лицом Тео медленно опустилась тончайшая линза из углеродного наноматериала. Ионное напыление придавало всему потусторонний синеватый оттенок. В динамиках зашуршало что-то вроде белого шума. Это поначалу тревожило и раздражало, но постепенно Тео стал улавливать путанный, сбивчивый ритм. Так или иначе, все это явно не тянуло на «нечто крышесносное». Тео недоуменно улыбнулся и хотел было сдернуть шлем, но покачнулся и едва устоял на ногах: голова закружилась, и все поплыло перед глазами, как будто он оказался в эпицентре восьмибалльного землетрясения. Шнырь придержал его и усадил на пол, заплеванный, засыпанный скомканными обертками и контейнерами от уличной еды. Тео с трудом подавил брезгливость и на мгновение прикрыл глаза.

А когда открыл, захламленная комната неуловимо изменилась. Как будто кто-то смягчил краски, сгладил очертания предметов, наполнив все теплым, переливчатым, нездешним светом, как на старом фотоснимке. Тео почувствовал острый укол в сердце. Нет, он вовсе не утратил ощущения реальности и все так же ясно осознавал, что находится в нелегальном виртусалоне в компании странноватого парня по прозвищу Шнырь. Но в то же время он снова стал ребенком, который видит красоту и гармонию мира даже в самых обыденных и невзрачных вещах. И, главное, мама была здесь, где-то совсем рядом. Он не видел ее, но твердо это знал. Как и то, что она никогда не покинет его. Вот ее теплая ладонь легко провела по его порядком отросшим вихрам, слегка взлохматив их. Он услышал, как она тихонько напевает. И тревога, напряжение, от которых каменели плечи, исчезли — впервые за много месяцев. По лицу Тео текли слезы, но он улыбался.

— Вот ведь торкнуло, — пробурчал Шнырь. — Ну все, сеанс окончен. Поигрался, и хватит. Тут не Диснейленд.

Он грубо стянул с головы Тео шлем, и все вокруг снова стало беспощадно тусклым, плоским, уродливым и раздражающе реальным. Тео почувствовал, как тошнота подбирается к самому горлу, и прикрыл рот ладонью.

— Эй, даже не вздумай, — мрачно предупредил Шнырь. — Сам затирать будешь.

— Что это, черт возьми, было? — спросил Тео, безуспешно пытаясь сфокусировать взгляд и подняться на ноги.

— Да не дергайся ты, посиди чуток, пока совсем не отпустит. Если по-умному, то это электронный галлюциноген. Контактные сенсоры улавливают волны мозга, а чип преобразует и их в визуальные образы. Многие из местных подсаживаются на этот морок, потому что это помогает хоть как-то мириться с окружающим адом. Спускают все деньги и подыхают с голоду. Но ты, я гляжу, паренек с головой, аккуратный. Захочешь еще разок нырнуть — адрес знаешь. Только уже не за спасибо, ясное дело. Ну давай, бывай. И не шляйся больше по рынку в