Шрифт:
Закладка:
Передо мной стояла одна-единственная задача, и я не собирался проигрывать. Когда Брэдли подбросил подвязку, я буквально взмыл в воздух, чуть не опрокинув проходившего мимо старичка. Риск был велик, но в итоге обошлось без жертв, и победа осталась за мной.
Диджей подсказал Райли сесть в кресло, поставленное посреди танцпола, и вызвал меня. Я вышел, игриво крутя подвязку на пальце. Диджей поставил «Хот ин херре» Нелли, и толпа разразилась свистом, воплями и градом полезных советов. Опустившись перед Райли на колени, я медленно повел подвязку по ее ножке, наслаждаясь ощущением атласной кожи выше колена. Взглянув на ее улыбающееся лицо – Райли так и держала букет невесты, – я вдруг отчего-то страшно испугался.
Не знаю как, но я мгновенно перешел от состояния счастья к неудержимой панике. Музыку заглушил металлический голос, отчеканивший в ушах:
– Эта девушка потеряла своего жениха в автоаварии, нельзя снова рвать ей сердце. От неутихшей боли у нее и не было отношений столько времени. Ты же не способен к отношениям, Кеннеди, эта свадьба тому доказательство, так что ты сейчас вытворяешь?
Глава 11
Райли
Всю ночь я ворочалась в кровати. Подвязка жениха принесла мне неудачу.
С Кеннеди у нас все шло чудесно – от потрясающего поцелуя на балконе до ощущения его руки на мне, когда он надевал мне подвязку. А после этого все закончилось. Буквально.
В нем произошла странная перемена: из игривого и бойкого он разом стал молчаливым и замкнутым, и так продолжалось до конца банкета. Может, я что-то не то сказала? Я напрягала память, анализируя каждую фразу, но ничего не понимала. Сейчас я лежала в кровати одна, потому что Кеннеди спал на полу.
Поездка в дом его матери прошла в молчании, а в спальне Кеннеди даже не попытался лечь со мной на кровать. Самое обидное, что сегодня я была бы не против – да, я позволила бы ему гораздо больше, чем просто лечь рядом. Тянуло меня к нему нестерпимо. До того как Кеннеди совершил свой разворот на сто восемьдесят градусов, я даже думала, что наконец готова вновь открыть свое сердце мужчине.
Но не любому, а только ему.
И едва я призналась в этом себе, как Кеннеди замкнулся, оставив меня теряться в догадках и сомневаться во всем.
* * *
Когда я проснулась утром, Кеннеди с растрепанными волосами сидел в изножье кровати с чашкой кофе в руке.
– Доброе утро, – ровным голосом сказал он, заметив, что я протираю глаза.
Я хрипло ответила:
– Доброе.
– Я принес кофе, чтобы тебе не пришлось выходить и с кем-то разговаривать, но он уже остыл. – Кеннеди встал. – Принесу свежего.
– Спасибо.
Я села, провожая его взглядом. Несмотря на подавленное настроение, я не могла не отметить, какая у него замечательная задница в джинсах, в которые он переоделся.
Спустя несколько минут Кеннеди вернулся и вручил мне дымящуюся кружку. Его взгляд задержался на моих грудях – безрукавка была мне маловата, и стало понятно, что в этом отношении он еще не остыл. Но все остальное шло кувырком.
– Во сколько у тебя самолет? – спросил он.
– В четыре. Мне пора собираться – хочу заехать в Олбани попрощаться со своими.
– Правильно, – он запрокинул голову, допив кофе, и пошел к двери. – Не буду стоять над душой, одевайся, – донеслось уже из коридора.
Прежний Кеннеди топтался бы рядом, невзначай заглядывая в комнату… Это только укрепило мои подозрения, что он здорово переменился ко мне.
Разочарование, которое я испытала, стало заодно и откровением: да, я действительно почти влюбилась в него.
Когда я оделась и собрала вещи, Кеннеди постучал в дверь. Держался он так, будто мы не целовались и не спали на одной кровати. Мы словно сделали огромный шаг назад.
– Можно!
– Сделать тебе завтрак перед тем, как ты поедешь?
– Не нужно, я перекушу на заправке.
– Точно?
– Точно.
Спорить он не стал.
В кухне я попрощалась с Сюзанной, и Кеннеди проводил меня до машины. Он уложил чемодан в багажник, резко захлопнул его, сунул руки в карманы и повернулся ко мне. В глаза друг другу мы не смотрели.
– Знаешь, мой маленький спектакль на Рождество был, конечно, непродуманной затеей, – сказал он. – Ты уже придумала, что скажешь своей маме насчет того, куда я пропал?
Ну, вообще-то я надеялась, что ты никуда не денешься, но теперь вижу, что это были напрасные надежды.
– Нет, но я не сразу заведу этот разговор. Что-нибудь придумаю.
Кеннеди медленно кивнул и, откашлявшись, проговорил:
– Спасибо за вчерашний вечер… что ты пошла туда со мной. Ты потрясающая женщина. Надеюсь, ты это понимаешь.
Если комплименты подыскиваются с трудом, значит, человек уже не знает, как тебя спровадить. Это уже ни к черту не годится.
Я привстала на цыпочки и запечатлела целомудренный поцелуй на его щеке, после чего села в машину и уехала, не зная, увижу ли я Кеннеди Райли снова.
* * *
Два дня спустя я вышла на работу, и все вернулось в привычную колею. Прошлая неделя казалась сном – сумасбродным, импульсивным, сексуальным сном. Возможно, мне действительно было бы легче, если бы время, проведенное с Кеннеди, мне приснилось: трудно было жить, вспоминая мягкость его губ, ощущение нашего поцелуя, твердость его тела, прижатого к моему во время медленного танца. Сознание, какой он замечательный под своей угрюмой маской, вызывало настоящую боль.
Я повела Лилиану на ланч в качестве благодарности за присмотр за Сестрой Мэри-Элис и за китайской едой рассказала о своей безумной «северной» авантюре. Не сразу подобрав челюсть с пола, Лилиана, опомнившись, потребовала от меня в темпе написать или позвонить Кеннеди.
– Райли, он же так хорош собой! Кто сейчас помнит архаичные условности, что первым звонит мужчина? К черту правила! – твердила она, тыча соломинкой в ледяную крошку в бокале. – Можно личный вопрос: тебе нравится быть сверху?
Я заморгала:
– В постели?
– В ней, родимой. В позе наездницы.
Вопрос, конечно, был очень личный, но Лилиане я доверяла, поэтому ответила:
– Ну, нравится. В миссионерской позе я редко получаю оргазм.
Она втянула через соломинку остатки коктейля, издав напоследок хрюкающий звук.
– Полный бокал льда с капелькой содовой, а должно быть наоборот!.. Короче, тебе нужно на ком-нибудь
