Шрифт:
Закладка:
– Твой муж, уже три дня как, стал завтраком для крокодилов, – не отрывая взгляда черных, как ночь, глаз от ее лица сказал разбойник. – Об этом нам рассказал твой раб. Но ты на него не сердись, красавица. Нож у горла любого разговорит, – мужчина обернулся к подельникам и те, смеясь, закивали головами. – А еще твой раб рассказал, где ты прятала свое золото, – другой рукой разбойник достал из-за пазухи небольшой кошель и подкинул его на ладони. Кошель звякнул. – Ты сделала нас всех богатыми, – он опять ухмыльнулся. – А сделаешь еще и счастливыми.
Вся шайка снова засмеялась. В их глазах загорелся огонь вожделения.
– Я буду первым, кто попробует твоего сладкого тела, – главарь схватил женщину за косы, запрокинул ее голову и впился в губы. В этот момент Мегара пожалела, что не стригла свои волосы, как многие другие. Даже наоборот, она всегда ими гордилась и держала специальную служанку для ухода за ними.
От разбойника пахло костром и немытым телом, женщину затошнило от мерзости. Она вырвалась из душных объятий, ударила главаря ногой в пах, а потом еще и укусила его за палец.
Тот взвыл. А у Мегары, тем временем, в руке блеснул крошечный нож. Это был ритуальный клинок, похожий размерами на клык льва, с которым женщина почти никогда не расставалась. Она носила его на предплечье, в крохотных ножнах, стилизованных под браслеты. Нож имел секрет: маленькая кнопка выпускала на лезвие яд, спрятанный в рукоятке.
– Только дотроньтесь! – расширив от ужаса глаза, зашипела она, размахивая рукой с ножом. Разбойники, у которых еще секунду назад играло на лицах вожделение, чуть приутихли. Никому не хотелось получить укол ядовитым жалом. Женщина стала потихоньку отползать в сторону повозки, но в этот момент с ближайшего дерева вылетела стрела и точным ударом выбила из руки Мегары нож. Один из разбойников оставался в засаде, на случай непредвиденной ситуации.
Не успела женщина охнуть, как ее распластали на земле и сорвали одежду. Липкие, грязные руки шарили по ее коже, забирались в самые интимные уголки, щипали, царапали обломанными ногтями. Она закричала. Отчаянно, с надрывом. Но насильники лишь смеялись: похотливо, разнузданно, зная, что никто не услышит этого крика.
Последним, кто взгромоздился на измученное, истерзанное тело Мегары, был ее собственный раб. В полуобморочном состоянии она слышала, как главарь разрешил тому «познать сладость». Раб натужно пыхтел, тискал обслюнявленную десятком ртов женскую грудь и даже пытался целовать в губы. Пот градом катился с его лица, искаженного похотью и страхом запретного. Наконец, он дернулся в экстазе, сполз со своей бывшей госпожи и так, на карачках, застыл рядом с ней. Но этого женщина уже не видела, в этот момент она потеряла сознание.
Она пришла в себя, когда солнце вошло в зенит, и наступила жара. Разбойников не было. Впрочем, как и раба с повозкой.
Еле поднявшись с земли, Мегара осмотрела себя. Из лона, по ногам потекло. Она, как могла, обтерлась травой, но лишь размазала липкое, пахучее семя насильников по телу. Жалость к себе накатила волной, накрыла. Взвыв, она упала на землю, царапая дерн до ломоты ногтей, и так пролежала час или два, захлебываясь слезами, а потом, когда слезы иссякли, обессиленная, гонимая лишь одним первородным инстинктом, выбралась из леса, но у самой дороги, силы ее закончились и женщина рухнула у обочины.
В сознание ее вернул скрип колес. Потом и над ней склонилась тень и Мегара услышала:
– Она жива! Нейт, дай флягу.
К губам поднесли горлышко высушенной тыквы, служившей крестьянам емкостью для воды, и прохладная влага омыла иссушенный рот.
– Бедная, – в голосе звучала жалость. – Кто ее так? На нее напали?
Мегара шире открыла глаза. Перед ней были двое: худой старик, и девочка.
– Это все из-за тебя, Хенхап, – женщина с ненавистью посмотрела на девчонку, которой от силы было лет десять – двенадцать. – Если бы не ты, Хор-Аха был мой! А ты знаешь, – она вдруг хищно улыбнулась, – мы были любовниками. Да-да. Твой муж и я. Ну какая из тебя царица? Ты же пигалица, – и Мегара захохотала во весь голос своим собственным словам.
– Боги забрали у несчастной рассудок, – печально сказал старик, а девочка, которую Мегара приняла за Хенхап, сочувственно покачала головой:
– Мы же не оставим ее здесь? – спросила она у старшего спутника.
– Конечно не оставим, – развеял тот страхи девочки. – Принеси-ка рогожу, укроем ее, и помоги мне довести бедняжку до повозки.
Глава 35
События, происходящие в царской семье, не должны влиять на жизнь простых египтян. Утро и вечер так же сменяли друг друга, день шел за днем. Нил разливался. Великий праздник Долины был встречен. Все шло по сценарию, который не имел права нарушить ни один фараон.
Дворцовые страсти утихли. Крестьяне работали на полях, выращивая пшеницу и ячмень, ремесленники выделывали шкуры и лепили горшки, писцы в Домах Жизни решали насущные вопросы людей, а стражники у столичных ворот встречали и провожали иноземных купцов и послов из других стран.
Абджу, в отличие от столицы Чени, жил своей собственной жизнью, медленно превращаясь в город гробниц. Нармер тоже строил здесь свою усыпальницу, где собирался провести остаток вечности, дарованной ему богами.
Несколько раз в год, не считая праздника Долины, он посещал некрополь, чтобы убедиться, что строительство идет полным ходом, деньги не разворованы, а рабочие сыты и довольны. Царю не хотелось, чтобы кто-то вдруг затаил на него злобу и проклял, из-за не доложенного на ужин куска лепешки или недолитой кружки ячменного пива.
В такие приезды, он останавливался в храме Имен-Ра и проводил первую ночь в святилище, в молитвах. Так считали все. На самом деле, большую часть ночи он бражничал с главным жрецом. Впрочем, такие посиделки носили и практический характер. Старый жрец, бывший когда-то воспитателем Нармера, был умным, проницательным человеком, всегда умел дать дельный совет, конечно, одобренный предварительно богами. На следующий день царя никто не тревожил до вечера и лишь на закате, когда спадала жара, он выходил
