Шрифт:
Закладка:
— Нэйтен, не надо! — она сорвёт голос, подбегая к окну и видя, как Нэйтен, властителем положения, не имея грандиозно-внушительных мышц, но умеющий вселять страх в противников, надвигается на парня с порезами практически по всему телу, приметившего его и пытающего отползти подальше для попытки подняться.
Нэйтен не обернётся на её голос, он поглощён, ушёл в себя, выпустив внутреннего психа, «второе я», которое очерняет глаза и доводит до безумных поступков, как в состоянии аффекта. Сейчас в нём нет жалости, а только желание мести, уничтожить жалкую тварь. Оторвать руки, нагло облапывающие ту, к которой он сам себе не позволяет прикасаться.
Приговор подписан.
Николь срывается с места, по пути снимая туфли, и бежит в зал, где начинает собираться толпа из администрации, охраны и зевак, прознавших о потасовке. Она толкает нагло всех, кто мешает пробиться к выходу, не жалея босых ног. Откуда силы? Сама не знает, но уверена в том, что должна сейчас быть с ним и остановить гнев, застилавший глаза.
Он убьёт его. Нет. Он же не такой. Она знает, чувствует.
Ммаркус и Мэй поднялись с мест. Оставшись наедине, парочка насторожилась тем, что их подруга и Нэйтеном ведут себя странно, а потом и вовсе пропали. Но когда Николь ещё и пробегает через зал прямиком к выходу, а люди ошарашенно оглядываются по сторонам, пытаясь заглушить любопытство и понять, что происходит, Марк всё понимает моментально, прогоняя привычную фразу: «Черт, Нэйтен!» И бежит следом за вырвавшейся наружу девушкой.
— Пожалуйста, не надо! — Николь бросает сжимающие в руках каблуки в сторону, подбегая к Нэйтену, нависшего сверху над окровавленным парнем. К порезам от стекла добавлялись ушибы кулака Картера, нанося новые увечья, а тело теряло силы даже для попытки поставить блок. — Нэйтен! — хватается она за кулак, буквально виснув на руке, а он только стряхивает её с легкостью, как пушинку.
Николь пачкает белоснежное платье о тротуарную дорожку, опрокидываясь набок.
— Больной ублюдок, — Маркус подоспел вовремя. Заломив руку друга, стаскивает его с помятого тела. — Приди в себя! — кричит над его ухом, удерживая попытки кинуться и добить жалкое тело. Парень со стоном поднимался на дрожащие ноги.
Маленькая Мэй, укутавшись в куртку, подбежала к потасовке, её большие глаза осматривали происходящее. Бледное лицо Ники, поднявшаяся на босые ноги, и её испачканное платье — потрёпанный вид для привычной идеальности подруги. Окровавленный парень, улыбался и смеялся, как безумец, наблюдая, как Нэйтен, с алыми разводами на рубашке, удерживаемый Маркусом, пытается броситься на него обратно. Она растеряна, неподвижна и молчит, не зная, что должна делать, да и нужно ли что-то делать в таких ситуация. Да и что вообще здесь творится? Странные. Необъяснимые действия для её туговатой сообразительности. В чём причина конфликта? И каким образом здесь оказалась вмешена её подруга? Много вопросов, на которые сейчас ей никто не ответит, но она подождёт.
— Отпусти меня, Пэрри, я убью этого ублюдка! — рычал Нэйт, словно животное, желавшее прогрызть глотку своей жертвы.
— Давай, Картер. Убей меня. Пускай тебя посадят, чёртова ты мразь, — нарывается парень. Даже в таком состоянии усмехается. Ему бы лучше в больницу, ведь с каждым смешком отшатывается, прихрамывая назад, прямо на проезжую часть.
— Послушай, ты его достаточно покалечил. Успокойся, он того не стоит, — произносит Пэрри, продолжая попытки привести его в чувства.
— А знаете, вы тут все психи. Да-да, — парень тыкает поочерёдно на всех пальцем и всё дальше отшатывается назад, выкрикивая слова, больше похожие на бред. — Да я вас всех засужу!
— Отпусти ты меня! — снова брыкается Картер.
— Нэйтен, пожалуйста, — как-то тихо и устало произносит Николь, и он, наконец, смотрит на неё, пробегая взглядом по виду девушки. От понимания глаза приобретают человеческий отблеск. Ну что, дошло, псих? Ей столько стоило перенести, а он, придурок, только усугубляет положение.
Затих, прекращая вырываться, и только восстанавливает дыхание, не сводя с неё глаз.
Это безумие и очередная ошибка, наверно, всех.
Мнимое спокойствие нарушается выкриком ещё бранных слов в адрес Нэйтена незнакомцем. Он продолжал пошатываться и бродить по дороге. Но резкий сигнал автомобиля заставляет всех вздрогнуть и содрогнуться от скрипа шин об асфальт. Машину на большой скорости заносило юзом из стороны в сторону — водитель не справился с управлением, зацепляя парня, сшибая с ног. Подбитое тело отлетает в сторону, прокручиваясь по асфальту.
Мэй Хэйз выкрикнула от страха и тем самым вернула в реальность от произошедшей. Пэрри и Картер сорвались с места и побежали к происшествию. Водитель выскочил из машины, чтобы осмотреть тело парня.
Николь Тёрнер замерла на месте в шоковом состоянии, создавая некое подобие статуи. Она ощущает каждой клеточкой дрожь. Бледнеет до серого оттенка. В горле тошнота. Травма из детства вернулась с первым сигналом автомобиля. Звук шин порезал слух. Перед глазами темнота. Визг. И всё окрашивается в алый цвет на сером асфальте. Часть её души погибла, захлебнувшись в той крови. Лихорадит так, что ноги не выдерживают, и она падает на дорожку, отшибая колени в кровь, и отчаянно хватается за волосы, едва не вырывая их с корнями.
И где-то там, вдалеке, не в её голове, а через призму неосознанности, звучит искажённый голос Нэйтена: «Вызывайте скорую!»
Всё вернулось в один момент, когда казалось, что уже справилась с потерей…
Глава 14
Багровые струи тянутся длинными нитями по грязному асфальту, словно впитываясь в твёрдую основу, из которой её сложно будет смыть, даже если сейчас сбегутся свинцовые тучи и ливень обрушится потоком. Они долго будут напоминать о трагедии маленькой девочки, потерявшей друга навсегда. В её неустоявшейся психики ещё не укладывается, что белое тело с чёрными пятнами, постепенно окрашивающееся в цвет собственной крови, совершает свой последний выдох и навсегда закрывает глаза. Она совершенно не понимает, что четвероногий друг больше никогда не оближет кончики пальцев, говоря: «Всё хорошо, я же рядом». Её глаза, расширенные от страха и непонимания, впервые видят смерть маленького существа со своим внутренним миром, того, чьё сердце билось, а все эмоции были настолько искренними, что порой завидовал этой открытости. Она не чувствует собственной боли, но слишком ярко ощущает проникшую в самую её глубь, сжала сердце до судорог, и всё её тело скручивало, выворачивая наизнанку. Она не верит и не хочет верить. Она не понимает и не хочет понимать. Но смерть живого существа, значащего для неё намного больше — он был
