24

Элли

Клайв замолкает и замирает, не успев поднести вилку ко рту.

– Что за концерт?

Я наливаю на курицу еще немного подливы. Я тщательно сформулировала это предложение и настроила свой голос таким образом, чтобы вопрос прозвучал так, как будто я надеюсь на да, в то время как всем сердцем жажду услышать нет.

– Музыка арфы, – объясняю я. Слово «арфа» сейчас влечет за собой риски и наполняет меня не самыми приятными эмоциями, но я делаю все, чтобы оно звучало беззаботно и повседневно. Я тороплюсь выразить мысль до конца, прежде чем Клайв начнет делать саркастические намеки на эксмурских чудаков, которые направо и налево раздают арфы женщинам, с которыми только что познакомились. – Думаю, в основном это будет рождественская музыка. Гимны и прочее.

– Рождество с каждым годом будто начинается все раньше, – замечает он. – Не уверен, что уже готов к рождественским гимнам.

Я молча приступаю к разделке курицы на своей тарелке.

– Гм-м… в Тонтоне, говоришь?

– Да, в одной из церквей. Я возьму с собой и Кристину, она целую вечность нигде не была. – Я небольшими кусочками нарезаю картошку и макаю ее в подливку. – Наверное, будет слащаво и сентиментально, но ей такая музыка по душе. То есть нам обеим она по душе. Я думаю, тебе там тоже понравится, если… – Я замолкаю, продолжая отправлять к небесам немые мольбы. Решение снова использовать Кристину – это гениальный ход. Она с радостью согласилась со мной пойти, но ее присутствие нужно еще и для того, чтобы гарантировать отсутствие Клайва.

Он фыркает.

– Я бы пропустил ход, если ты не возражаешь, детка.

Я с облегчением выдыхаю. Хотя я знаю, что Дэна там не будет, после концерта я планирую поговорить с Родой, и было бы сложно объяснить Клайву, откуда я ее знаю, если я ее только что встретила.

– Нет, не возражаю, – смиренно произношу я. – Хотя бы с Кристиной наболтаюсь вдоволь, – комментарий, который убивает его последние сомнения.

– Как ее рука? – спрашивает он, засовывая в рот кусочек курицы.

Я почти забыла об этой выдумке.

– О, гораздо лучше. – Какое-то время придется держать его подальше от Кристины, на случай, если ему придет в голову осмотреть ее руку. – Думаю, у нее даже шрама не останется, – добавляю я, мысленно хваля себя за прозорливость.

– О, отличные новости. Это же надо было умудриться – разрезать себе руку консервным ножом. Только Кристина на такое способна.

– Да, согласна, это немного странно. – Я на мгновение задумываюсь, затем добавляю: – Это был такой старомодный консервный нож, который требует грубой силы. Она открывала им банку нута, и что-то заставило ее вздрогнуть (насколько я помню, внезапно сработала дымовая сигнализация), вот она и порезалась. Скверная история. По ее словам, вся кухня была в крови.

Клайв морщит нос.

– Это уже лишняя информация.

Он прав. Я только навлекаю на себя дополнительные проблемы. Теперь придется вкратце рассказать Кристине о специфике ее консервного ножа и дымовой сигнализации.

* * *

Ночь сырая, звездная и морозная. Дороги покрыты тонкой белой пленкой. Их пока ничем не посыпали, поэтому я еду с особой осторожностью, пока не оказываюсь на краю деревни Кристины, где дороги немного чище. Подруга выходит мне навстречу, с ног до головы укутанная в палантин и шарфы; на ее ногах модные ботинки. Она выглядит ярко и стильно, и я тотчас начинаю жалеть о том, что не уделила своему наряду должного внимания. Однако моя цель сегодня – не произвести впечатление на окружающих, а лишь встретиться с парой человек, если получится.

Автомобили еле-еле ползут по окраинам Тонтона. Мы опаздываем, и я не сразу нахожу нужную церковь, а потом оказывается, что рядом негде припарковаться. В конце концов я оставляю машину в четырех улицах от церкви, и мы с Кристиной бежим. Запыхавшись, мы вваливаемся в помещение перед самым началом концерта.

Мы проскальзываем на скамью ближе к задней стене. Я бегло озираюсь по сторонам. Вокруг полно пожилых пар, зато нет ни одного маленького мальчика.

Арфа Роды стоит впереди. Свет отражается от струн и окрашивает раму искрами янтарного цвета.

– Вау! – восклицает Кристина. – У тебя тоже такая?

– Да, почти, только поменьше, – хвастаюсь я.

Когда Рода выходит на сцену, зрители ахают. Она выглядит сногсшибательно. Золотистое платье подчеркивает изгиб ее бедер, подол наряда мерцающими слоями ниспадает на пол. Ее волосы, закрученные в одну идеальную спираль, свисают через плечо. Облегающие черные перчатки доходят до локтей. Она любезно улыбается и демонстративно снимает их, пальчик за пальчиком, после чего садится за арфу.

Когда она начинает играть, мы все переносимся в параллельную вселенную. Ноты взывают друг к другу, трепещут и эхом отражаются от сводов старинной церкви. Звучат аранжировки народных мелодий, классических пьес и знакомых всем рождественских гимнов, проникновенность каждой композиции усиливается благодаря волшебству арфы. Мы наслаждаемся каждой из них, от и до, без исключений.

– Боже, я в нее влюбилась! – шепчет мне на ухо Кристина.

– Заткнись и слушай, – шиплю я.

Не успеваем мы и глазом моргнуть, как наступает антракт. Зрители массово перемещаются в заднюю часть церкви, где подают глинтвейн.

Рода на какое-то время присоединяется к толпе, но я спешу прямо к ней. Ее успевает вовлечь в разговор невысокий остроносый мужчина. Ее друг-гитарист не пришел на концерт по причинам, о которых я могу только догадываться.

– Рода, это было фантастически, потрясающе! – вклиниваюсь я в их разговор. – Невероятно душевно!

Она склоняет голову набок.

– Спасибо, Элли.

– Позволь представить тебе мою подругу Кристину, она твоя большая поклонница. – Кристина бросает на меня косой взгляд, но пожимает руку Роде; ее браслеты звенят.

– А это Пит, – говорит Рода, указывая на миниатюрного мужчину. – Он играет на виолончели. – Я пожимаю ему руку, затем позволяю ему минутку поговорить с Кристиной, пока сама спрашиваю у Роды, пришли ли родители поддержать ее сегодня вечером.

– Да, конечно. Вон мама, она в темно-синей юбке и пиджаке. С ней папа, вон тот мужчина с лысой головой.

Вид у них дружелюбный, но они ни с кем не разговаривают. Они стоят неподвижно и неловко потягивают вино. Рода ловит взгляд матери и машет ей рукой. Мать одними губами произносит: «Молодец!»

Рода явно хочет возобновить разговор с виолончелистом Питом, которого взяла в оборот Кристина, поэтому я оставляю их троих, а сама подхожу к родителям.

– Ваша дочь очень талантлива, – начинаю я.

Они выглядят довольными, все как полагается.

– Я Элли, одна из учениц Роды по игре на арфе.

Мы жмем друг другу руки. Женщина передо мной высокая, тонкая и стройная, с телосложением,