***

В кабинете Игоря я нахожу сигнальный номер журнала, на обложке которого запечатлены российские дизайнеры. Они изображены на фоне студийного бэкстейджа, состоящего из вентиляторов, раскладных стульев, штативов и нескольких источников света с широкими черными зонтами. Я переворачиваю обложку, напоминающую жалкое подобие стиля Энни Лейбовиц, и натыкаюсь на свежее письмо главного редактора. Игорь рассказывает о том, что журнал W всегда отличался тем, что оказывал поддержку творческим людям, которые оказывались в кризисе по не зависящим от них обстоятельствам, и что редакция всегда считала своим долгом доносить до читателя о профессионалах индустрий, а не о «сиюминутных звездах». В своем письме Игорь еще ­зачем-то сообщает о неповторимом вкусе Юрия Гагарина, у которого не было стилистов, но это не помешало ему стать главным мировым тренд-­сеттером своего времени и произвести на королеву Великобритании неизгладимое впечатление. В конце текста Игорь громко заявляет, что любовь всегда спасает мир, а главным своим принципом по жизни он считает поддержку. Я дочитываю весь этот бред, и у меня возникает сильное желание выбросить журнал в урну. Закрываю номер и падаю в кресло, случайно задев локтем мышку от компьютера, — в глаза бьет яркий свет экрана.

На мониторе появляется поле для ввода пароля. Я изучаю все предметы на столе и в конечном счете нахожу в органайзере стопку канцелярских стикеров, на верхнем листке которого синей ручкой написано: «18121980». Ввожу эти цифры, бью по кнопке Enter, и на экране появляется десктоп со множеством папок и со страницами незакрытых сайтов, среди них сайт ЦУМа. С любопытством перехожу в корзину покупателя, где вижу отложенную пару итальянских лоферов и рубашку с пиджаком от английских производителей. Общая сумма заказа без скидки составляет триста семьдесят тысяч руб­лей. Сворачиваю окно сайта, и передо мной открывается страница рабочей почты. Одно из последних отправленных сообщений — просьба к службе безопасности издательского дома очистить мой кабинет в связи с тем, что сотрудник нарушил кодекс издания. Мне хочется руками смести все, что лежит на столе Игоря, и я даже делаю замах, но в секунду двумя ногами отталкиваюсь от пола и отъезжаю к стенке, продолжая издали смотреть на сообщение.

В голове всплывает картина: я представляю, как Игорь, переполненный радостью и триумфом, писал это письмо, предварительно посоветовавшись с издателем Катей, которая, в свою очередь, получила распоряжение от моего отца, так как эти оба не смогли бы принять такое решение самостоятельно. Также я представляю и самого отца, который, не задумываясь, разрешил заблокировать все мои пропуска сразу же после того, как утром мы с ним поругались по телефону и он был сильно зол на меня. Образы людей, которые решили от меня избавиться, начинают проплывать перед глазами, а светящийся монитор плавно уходить в расфокус. В ­какой-то момент все лица сливаются в одно, и я вижу рогатое существо. Оно смотрит мне прямо в глаза и устрашающе дышит, от чего я начинаю чувствовать, как по лицу пробегает жар, а внутри нарастает паника. Лицо этого существа приближается ко мне все ближе, и от страха я зажмуриваюсь, ухватываюсь кончиками пальцев за стол и резко дергаю на себя, чувствуя, как пролетаю через обжигающее пламя, словно ­какая-то сила подхватывает меня и проносит сквозь пожар. Некоторое время я сижу с закрытыми глазами, буквально слыша, как бьется сердце, а когда чувство страха отступает, открываю глаза и вижу перед собой все тот же монитор, на котором по-прежнему открыта рабочая почта. Я смотрю на сообщение, придвигаю к себе клавиатуру и мышку, курсор которой направляю на кнопку «Новое сообщение», а затем кликаю.

***

MISSION POSSIBLE

Мы часто сообщали, что несем миссию. Что делаем свою работу для вас. Порой даже громко заявляли, что занимаемся воспитанием вкуса. Пришло время сказать, что по факту мы обманывали вас, так как другого объяснения своей работе мы просто не могли найти. Также эта «миссия» служила очень простым инструментом для сотрудничества с рекламодателями, которые вечно задавали один и тот же вопрос: «Про что мы?» Настало время объявить, что мы — ни про что. И никогда ничем не были. Как и этот номер, он — ни о чем.

Мы никогда ничего не пытались привить хорошего, так как просто не могли этого делать. Все, что появлялось и продолжает появляться в журнале, — это вещи, за которые нам заплатили рекламодатели, чтобы продвигать свой продукт. Мы же на их деньги сохраняли свои жопы на теплых рабочих местах, а наши акционеры выписывали себе большие премии, порой сопоставимые с бюджетами некоторых городов нашей страны. Все давно стало одним сплошным рекламным буклетом с вкраплением скучных колонок, чтобы просто забить свободные полосы в журнале. Было бы больше рекламы — мы, не моргая, забили ею весь журнал и придумали легенду, что этот номер «уникальный».

Теперь несколько слов о самом номере. На его обложке, которая выглядит дешевым закосом под Vanity Fair, собраны российские дизайнеры, а внутри самого номера мы занимаемся их восхвалением и «топим» за все наше. Все это, разумеется, упаковано в очередную «миссию» о поддержке и сплоченности. Но знаете, всей нашей дружной редакции абсолютно плевать на этих дизайнеров. Я не ношу их вещи и, надеюсь, никогда даже не буду. Я вообще не верю в нашу моду, поскольку предпочитаю вещи зарубежных производителей. Буквально за несколько минут до того, как сесть и написать это письмо, я сделал заказ в ЦУМе на 370 тысяч руб­лей. У вас есть такие деньги? Нет? А у меня они есть, потому что я главный редактор и у меня, помимо ежемесячной зарплаты в 500 тысяч, есть еще ежеквартальные премии. Наверное, вы сейчас задаетесь вопросом: откуда такие деньги, когда глянец переживает кризисные времена? Ответ простой: мы сокращаем сотрудников, чтобы не сокращать свой кошелек. Такая передо мной и издателем журнала сейчас стоит истинная миссия. На то, как будут выживать все младшие редакторы и прочий сброд редакции, мне плевать, я их особо даже не знаю, как и не знаю вас.

Не знаю, чем вы живете, кто вы есть, что бы вы хотели нового увидеть в нашем рекламном буклете. Я не знаю ничего про вас, ваши семьи и ваши интересы. Единственное, что я хорошо знаю, так это то, что мне абсолютно насрать на всех вас, так как нам, вместе с акционерами издательского дома, глубоко плевать на всех. Плевали, плюем и будем плевать. Пошли вы на хуй.

Я ставлю точку, затем нахожу контакт типографии, который просил узнать у Алены. Вбиваю электронный адрес ответственного за печать номера и сопроводительным письмом сообщаю, что необходимо заменить письмо главного редактора, так как в прошлом содержатся ошибки, которые запоздало заметил корректор. Еще добавляю абзац, что штраф за непредвиденную правку перед печатью можно прислать в отдел производства и распространения издательского дома, а также издателю W после того, как номер появится в продаже. Сообщение заканчиваю тем, что выражаю большое уважение от лица главного редактора за годы сотрудничества, — и жму на кнопку «Отправить». Когда на экране загорается «Готово», я захожу в историю отправленных сообщений и удаляю последнее.

Перед выходом из редакции подхожу к столу Алены и бросаю в ее ящик конверт со ста восьмьюдесятью тысячами руб­лей. На оборотной стороне пишу, что все будет «МАКСимально хорошо», и рисую солнышко, а затем подхожу к рабочему месту Юли, поджигаю свечу и, не оглядываясь, выхожу из редакции. Когда у стеклянных дверей Валера протягивает коробку с вещами, я заглядываю в нее и вижу фотографию нас с Алисой, которая все время стояла на моем столе. Я кладу ее в рюкзак и толкаю двери.

— А остальное кому? — спрашивает Валера, оставаясь позади меня.

— Я не знаю.

***

Ночью мне снится сон, как бумажный кораблик слегка покачивается посреди речки недалеко от родительского дома. Я наблюдаю за ним вместе с отцом, сидящим рядом со мной на старой скамейке. Отец на коленях складывает еще один кораблик, но уже из черной бумаги. Он кулаком проходит по сгибам и резким движением отгоняет подлетевшую ко мне осу. Я в испуге дергаю головой, и с меня