Шрифт:
Закладка:
Если следовать общепринятым взглядам, она, итальянка, должна была чувствовать себя гордой и счастливой, связав свою жизнь и искусство с крупнейшим итальянским поэтом. Она отказывалась от пьес, суливших верный успех, от больших сборов ради того, чтобы защищать театр д’Аннунцио. Но необходимость в длительных и частых гастролях за границей задерживала создание «Театро д’Альбано». Позднее, когда между ее жизнью и жизнью д’Аннунцио разверзлась, наконец, непреодолимая пропасть, Элеонора продолжала свой путь одна. А пока, начиная с 1901 года, она целых два года посвятила репертуару, состоявшему почти исключительно из его пьес.
С 23 марта по 7 апреля ее снова видела Вена. Потом полетела телеграмма: «Или четыре «Джоконды», или ничего». Этим ультиматумом она добилась постановки трагедии в Берлине, где в апреле 1900 года ей пришлось отказаться от этой мысли. На этот раз все было по-другому. Свои гастроли, продолжавшиеся с 8 по 28 апреля, она закончила «Франческой да Римини». После окончания спектакля по крайней мере тридцать раз выходила она на авансцену, и даже когда опустили защитный железный занавес, зрители продолжали осыпать ее цветами.
С 29 апреля по 5 мая она снова играла в Вене, а 18 мая, после триумфа в Берлине и Вене, ее восторженно встречали в Триесте.
С 12 октября 1902 года по 23 января 1903 года Дузе в третий раз гастролировала в Соединенных Штатах. На этот раз она привезла только «Джоконду», «Мертвый город» и «Франческу да Римини». Без ведома д’Аннунцио она распорядилась после каждого спектакля отсылать ему авторский гонорар из расчета полных сборов, хотя именно из-за его репертуара они были далеко не полными.
Несмотря на враждебное отношение публики к пьесам д’Аннунцио, Дузе повсюду встречали восторженно. Президент Теодор Рузвельт принял ее в Белом доме и осыпал похвалами и комплиментами; критика признавала ее не менее великой, чем прежде, и добавляла, что она изменилась, что игра ее стала тоньше и многограннее. Все говорили, что она помолодела духовно, как бы обновилась вместе с искусством, которое вынесла на суд публики.
На обратном пути из Америки Дузе задержалась на некоторое время в Вене, где дала несколько спектаклей и где ее приняли с обычным пониманием и восторгом, и в апреле 1903 года вернулась в Италию. Она была совершенно убита тем недоброжелательным приемом, какой встретили пьесы дАннунцио у американской публики. Усталая физически и душевно, вместе с дАннунцио она укрылась от всех в Анцио, в тиши виллы Боргезе, где поэт за двадцать восемь дней написал свое лучшее произведение для театра – «Дочь Йорио».
Упорная неприязнь публики к пьесам дАннунцио, кроме всего прочего, создала для Дузе финансовые затруднения, так что ей в конце концов пришлось включить в свой репертуар несколько пьес, обеспечивающих более верный успех. Невзирая на плохое состояние здоровья, она вынуждена была снова отправиться в длительное заграничное турне. Поездка была совершенно необходима, и откладывать ее было нельзя, поэтому, чтобы не задерживать надолго постановку «Дочери Йорио», она решила доверить ее труппе «Талли – Граматика – Калабрези»[255], состоявшей из молодых актеров, которых собрал и воспитал Вирджилио Талли.
Во время переговоров с Талли в Сеттиньяно в сентябре 1903 года было решено, что Дузе выступит в спектаклях в роли Милы ди Кодра в течение одного месяца и лишь в трех городах – Милане, Флоренции и Риме. В дальнейшем эта роль будет передана молодой талантливой актрисе Ирме Граматика. Однако, по-видимому, и у Талли и у д’Аннунцио возникли в это время серьезные сомнения относительно того, сумеет ли Дузе после «Франчески да Римини», где она с высшим совершенством создала образ типичной героини д’Аннунцио, так переломить себя, чтобы с успехом сыграть в пьесе, «простой, как народная песня». Д’Аннунцио не понимал, что истинная простота достигается тогда, когда порывы эмоций сдерживаются сознанием, как это уже с непревзойденным блеском доказала Элеонора Дузе своим исполнением роли Сантуццы в «Сельской чести» Верга.
С 8 сентября 1903 года по 23 января 1904 года Дузе снова за границей – в Швейцарии, в Германии, в Лондоне, где она играла в театре «Адельфи» с 30 сентября по ю ноября. Однако «Мертвый город», который должен был идти 1 ноября, был запрещен. Это неприятное событие настолько потрясло Дузе, что даже сказалось на ее здоровье. Тем не менее в первых числах января она выступила в Марселе, затем в Каннах, Ментоне и Ницце.
Премьера «Дочери Йорио» была назначена на 2 марта 1904 года в миланском театре «Лирико». Элеонора, только в январе приехавшая в Ниццу, попросила отсрочить премьеру на несколько дней. И тут д’Аннунцио снова обнаружил свое неверие в творческие возможности Дузе. Подталкиваемый нетерпением, он отказался перенести день премьеры и поручил главную роль Ирме Граматика.
Элеонора снова, в который уже раз, поступилась собственной гордостью и 9 января, будучи в это время в Каннах, написала д’Аннунцио исполненное печальной нежности письмо, в котором отказывалась от «Дочери Йорио». Серьезно больная, она кое-как добралась до Генуи и остановилась у Матильды Серао, которая окружила ее нежной заботой. Через некоторое время, когда здоровье позволило, она переехала в Рим.
Премьера «Дочери Йорио» состоялась в намеченный день – 2 марта 1904 года. Она оказалась первой пьесой д’Аннунцио, на долю которой выпал неоспоримый успех. На следующий день, то есть 3 марта, Дузе, несмотря ни на что верная старому «договору», телеграфировала из Рима своей подруге Эмме Гарцес: «Ожидаемая и одержанная победа искупает все… Она ни на день не задержалась – в этом истинное утешение. Так должно было быть».
Дузе сумела стать для д’Аннунцио хорошим товарищем в работе. Она была рядом с поэтом, пока надеялась, что может защитить его от непонимания толпы, служить ему опорой. Теперь же, убедившись в том, что больше не нужна ему, она рассталась с ним навсегда. Эфемерная мечта о «Театро д’Альбано» рухнула навсегда.
Глава XVIII
После успеха «Дочери Йорио» итальянская публика стала относиться к пьесам д’Аннунцио уже с меньшим недоверием. Дузе всегда верила в успех его драм, семь лет она жила этой верой, жертвуя ради нее своим временем, славой, деньгами, желая воздвигнуть пьедестал для его искусства. Играя почти исключительно в пьесах д’Аннунцио, она в результате осталась теперь без денег, без репертуара и, более того, – тяжело больной. «Смерть вихрем пронеслась надо мной в эти дни и нынче ночью. Теперь она умчалась. Оставьте меня еще на несколько дней одну, и я снова буду на ногах», – умоляла она друзей, желавших утешить ее.
Как бы там ни было,