командованием. Но оно хотело бы, чтобы такие возмутительные факты впредь не имели места. Ввиду этого советское правительство, заявляя решительный протест по поводу случившегося, предложило финляндскому правительству отвести свои войска подальше от границы на Карельском перешейке – на 20–25 километров, и тем предотвратить возможность повторных провокаций». «Нота Молотова не содержит угроз. По своим требованиям она весьма умеренна», – записал я в своём дневнике.

В эти дни антифинляндская пропаганда в Советской России постоянно усиливалась. На заводах и в других местах началось проведение митингов, на которых принимались резкие резолюции против Финляндии, которая якобы вероломно напала на Советский Союз. Во многих из них одновременно восхвалялась мирная политика Сталина – так сообщал Ирьё-Коскинен в упомянутом выше отчёте, делая вывод, что даже политические комиссары пока не рассматривают войну как средство решения. Маршал Маннергейм в эти дни побывал с инспекционной поездкой на Карельском перешейке, вернувшись в Хельсинки 27 ноября. На следующий день он опубликовал в газетах своё заявление, в котором высказал мнение, что утверждение российской стороны основывается на недоразумении, поскольку наши передовые артиллерийские батареи, а именно батарея лёгкой полевой артиллерии, располагались на расстоянии 20 километров от советской границы. В свою очередь, тяжёлая артиллерия была дислоцирована не менее чем в 50 километрах от границы.

Правительство ответило нотой от 27 ноября. В ней отмечалось, что по результатам проведённого расследования артиллерийский обстрел не производился с финской стороны, как это утверждает правительство Советского Союза. В то же время расследование показало, что на советской стороне границы в районе Майнилы в указанное время производились стрельбы. С финской стороны можно было видеть место разрыва снарядов у деревни Майнила на поляне, которая находится всего в 800 метрах от границы за открытым полем. Таким образом, возможно, имел место несчастный случай в ходе учебных стрельб на советской территории. Поэтому финская сторона отвергала протест Москвы и констатировала, что со стороны Финляндии не было предпринято никаких враждебных действий против Советского Союза.

По поводу того, что в ноте Молотова содержалась ссылка на сделанные Таннеру и мне предупреждения об опасности, которые вызывала концентрация регулярных войск вблизи Ленинграда, было замечено, что с финской стороны в непосредственной близости от границы были размещены лишь подразделения погранвойск; там не было артиллерии, дальность действия которой была бы достаточна, чтобы стрелять через границу. Хотя не было какой-то конкретной причины для отвода войск от пограничной линии, правительство Финляндии всё же было готово обсудить предложение о том, чтобы отвести на определённое расстояние войска, расположенные по обе стороны границы.

Правительство Финляндии с удовольствием констатировало, что советское правительство не стремится раздувать значение этого вопроса. Чтобы устранить малейшую неясность в данном вопросе, правительство Финляндии предложило поручить пограничным уполномоченным по Карельскому перешейку с обеих сторон изучить данный вопрос, как, собственно, и предполагало действующее соглашение о пограничных уполномоченных. Нота поступила Ирьё-Коскинену вечером 27 ноября. Позднее в тот же вечер он отправил её в Комиссариат иностранных дел.

В ответ Молотов во второй половине дня 28 ноября отправил Ирьё-Коскинену резкую ноту, в которой говорилось, что поступивший накануне ответ финского правительства представляет собой «документ, отражающий глубокую враждебность правительства Финляндии к Советскому Союзу и призванный довести до крайности кризис в отношениях между обеими странами.

1. Отрицание со стороны правительства Финляндии факта возмутительного артиллерийского обстрела финскими войсками советских войск, повлекшего за собой жертвы, не может быть объяснено иначе, как желанием ввести в заблуждение общественное мнение и поиздеваться над жертвами обстрела. Только отсутствие чувства ответственности и презрительное отношение к общественному мнению могли продиктовать попытку объяснить возмутительный инцидент с обстрелом “учебными упражнениями” советских войск в артиллерийской стрельбе у самой линии границы на виду у финских войск.

2. Отказ правительства Финляндии отвести войска, совершившие злодейский обстрел советских войск, и требование об одновременном отводе финских и советских войск, исходящие формально из принципа равенства сторон, изобличают враждебное желание правительства Финляндии держать Ленинград под угрозой. На самом деле мы имеем здесь не равенство в положении финских и советских войск, а, наоборот, преимущественное положение финских войск. Советские войска не угрожают жизненным центрам Финляндии, ибо они отстоят от них на сотни километров, тогда как финские войска, расположенные в 32 километрах от жизненного центра СССР – Ленинграда, насчитывающего 3 с половиной миллиона населения, создают для него непосредственную угрозу. […] Советские войска, собственно, некуда отводить, так как отвод советских войск на 20–25 километров означал бы расположение их в предместьях Ленинграда, что является явно абсурдным, с точки зрения безопасности Ленинграда. […] Если правительство Финляндии отказалось отвести свои войска на 20–25 километров, это означает, что оно намерено держать Ленинград под непосредственной угрозой своих войск.

3. Сосредоточив под Ленинградом большое количество регулярных войск и поставив, таким образом, важнейший жизненный центр СССР под непосредственную угрозу, правительство Финляндии совершило враждебный акт в отношении СССР, несовместимый с пактом о ненападении, заключённым между обеими странами. Отказавшись же отвести войска хотя бы на 20–25 километров после происшедшего злодейского артиллерийского обстрела советских войск со стороны финских войск, правительство Финляндии показало, что оно продолжает оставаться на враждебных позициях в отношении СССР, не намерено считаться с требованиями пакта о ненападении и решило и впредь держать Ленинград под угрозой. Но правительство СССР не может мириться с тем, чтобы одна сторона нарушала пакт о ненападении, а другая обязывалась исполнять его».

Ввиду этого Советское правительство считало себя свободным от обязательств пакта о ненападении.

Исходя из финского понимания вопроса, с такой трактовкой нельзя было согласиться. В соответствии со статьёй 1 Договора о ненападении и о мирном урегулировании конфликтов между Финляндией и Советским Союзом, подписанного 21 января 1932 года, нападением считалось всякое насильственное действие, нарушающее целостность и неприкосновенность территории другой стороны. Советский Союз утверждал, что с финской стороны выстрелы в Майниле были как раз таким действием. Финская сторона отрицала сам факт стрельбы. Согласно статье 5 Договора, Высокие Договаривающиеся Стороны обязались решать возникающие между ними споры, независимо от их природы или происхождения, мирными средствами, прибегая к согласительной процедуре. Она должна использоваться, в частности, в отношении «вопроса о том, было нарушено или нет взаимное обязательство о ненападении». Таким образом, по Договору, в данном случае надо было прибегнуть к согласительной процедуре.

Такую позицию правительство Финляндии изложило 29 ноября в ответной ноте на представленную выше ноту советского правительства. Одновременно правительство Финляндии предложило безотлагательно созвать согласительную комиссию для рассмотрения возникших разногласий. В качестве альтернативы правительство Финляндии заявило о своей готовности передать урегулирование вопроса внешнему нейтральному посреднику. Для того, чтобы максимально убедительно