Шрифт:
Закладка:
Бену стало очень стыдно.
— Что произошло? Почему ты решила, что теряешь ребенка?.. С ним все в порядке?
Я покачала головой и протестующе подняла Руку.
— Не хочу об этом говорить, — сказала я, стараясь казаться как можно более стойкой, ведь мне меньше всего хотелось, чтобы он начал задавать лишние вопросы, потому что я понятия не имела, что на самом деле происходит при выкидыше. — Но главное — все в порядке и с ребенком все хорошо.
— Ох… Слава богу! — В глазах Бена блеснули слезы, и мне даже стало немного стыдно, что я соврала ему в таких серьезных вещах, и на мгновение я испугалась, что искушаю судьбу. — Прости, что меня не было рядом, любимая.
Он поцеловал меня в макушку и покрепче прижал к себе. Я слабо улыбнулась ему.
— Все хорошо. Повезло, что Маркус был рядом и позаботился обо мне. Не вини себя.
Мои слова достигли цели, и Бен проглотил комок в горле.
— Что ж, давай теперь я о тебе позабочусь, — сказал он, наклонившись, чтобы снять с меня туфли. — Отныне я всегда буду рядом.
Я позволила осторожно уложить себя на кровать и улыбнулась ему.
— Спасибо, — прошептала я в полной уверенности, что теперь он не станет торопиться приглашать в гости Мэтта и Фрейю.
Глава двадцать первая
Я пыталась уговорить Бена, что не стоит проводить Рождество у его родителей, но в этом вопросе он оказался до жути упрямым.
— Я давным-давно пообещал маме, что мы приедем, и не могу теперь их подвести.
— Тебе не следовало ничего обещать, не посоветовавшись сначала со мной. — Я не могла поверить, что последний случай с Мэттом и Фрейей ничему его не научил.
— Ты сама там была! — возразил Бен, и по его лицу скользнула тень раздражения. — Не думал, что нужно посоветоваться с тобой еще раз.
Я с сомнением принялась рыться в памяти, чтобы вспомнить, когда об этом могла идти речь. Должно быть, это было летом, когда я еще старалась вести себя идеально. И это было явно до того, как мое тело раздулось, точно воздушный шарик, и… Мне очень не хотелось, чтобы Питер видел меня такой, но едва ли стоило говорить об этом Бену.
— Прекрасно! — бросила я, смирившись с тем, что придется провести Рождество с ними.
Но я поклялась доставить всем максимум неудобств. Мне показалось забавным посмотреть, как Питеру придется постоянно следить за собой.
Итак, на Рождество мы с Беном поехали в Саффолк. Всю дорогу он нервно оглядывался на меня, что лишь еще больше раздражало.
Джо распахнула дверь, едва мы успели остановиться.
— Привет! Счастливого Рождества! — затрещала она нестерпимо пронзительным голосом.
Мне было обидно видеть ее такой очаровательной, красивой и, что хуже всего, стройной.
Когда мы поднялись по ступенькам, Бен поцеловал ее:
— Привет, мам. Счастливого Рождества!
— Ну ничего себе! — улыбнулась Джо, расцеловав меня в щеки и указав на мой округлившийся живот. — Выглядишь аппетитно.
Мне захотелось влепить ей пощечину:
— Можно подумать, я какая-то индейка!
— Ну, в таком случае в жизни не видела более очаровательной индейки. — Джо казалась сконфуженной, и повисла неловкая пауза, во время которой они с Беном нервно поглядывали на меня, выжидая, как я поступлю.
— Ладно, сказала я в конце концов. — Мы так и будем здесь стоять весь день или войдем внутрь?
Джо едва не задохнулась от волнения, но взяла себя в руки:
— Ну конечно же! Заходите. Питер на кухне.
Я улыбнулась про себя, следуя в прихожую за Беном и Джо. Я вдруг поняла, что мне не терпится снова увидеть Питера.
Бен снял куртку и повесил ее на вешалке в прихожей, потом повернулся ко мне, чтобы помочь снять пальто.
— Не надо! — резко сказала я. — Мне холодно.
Мне вовсе не было холодно — раз уж на то пошло, живот служил постоянной грелкой, а значит, мне всегда было тепло. Но я хотела быть предельно несносной.
— Посмотри, кто пришел! — проверещала Джо, когда мы вошли на кухню, где Питер увлеченно помешивал что-то на чугунной плите, стоя спиной к нам.
Я догадалась, что это тот самый глинтвейн, о котором меня предупреждал Бен. Питер варил этот глинтвейн каждый год, хотя никто его терпеть не мог, но он делал это так давно, что никому не хватало смелости сказать, что пойло получается просто отвратительное. Я была рада, что мне не придется его пить, раз уж теперь я стала почтенной трезвенницей.
Питер, казалось, хотел подготовиться, прежде чем увидеть нас. Очень уж долго он вытирал руки полотенцем, перед тем как обернуться.
— Привет! Счастливого Рождества!
Жаль, что мое сердце все еще начинало колотиться при виде Питера, но я не в силах была этому помешать. Я приняла его вынужденные объятия и посмотрела на него снизу вверх, изобразив широкую улыбку:
— Счастливого Рождества, Питер! Глинтвейн пахнет просто божественно… Я уже начинаю жалеть, что мне нельзя.
Питер тут же покраснел и бросил испуганный взгляд на Джо, потом откашлялся:
— Ну, тогда ты будешь рада услышать, что тебе его можно. Зная, что ты не пьешь, в этом году я сделал безалкогольный.
— Разве?! Ты об этом не говорил! — Впервые я услышала в голосе Джо раздражение, и это было мне очень приятно.
Питер взял бокал и щедрой рукой налил мне порцию глинтвейна, передав его с таким видом, будто пытается сунуть угощение собаке и ожидает, что та вцепится ему в руку.
Я приняла бокал, постаравшись при этом дотронуться до его руки. Я пила из бокала, пристально глядя через край на Питера. Пожалуй, большей отравы я в жизни не пила. На вкус — как дрянное вино, разбавленное гвоздичным зубным эликсиром.
— Как чудесно… — еле пролепетала я, стараясь не закашляться после каждого глотка.
Питер уже почти побагровел, пытаясь сохранять спокойное выражение лица.
— Прекрасно! — Джо захлопала в ладоши, будто гиперактивная четырехлетняя девочка. — Давайте пройдем в комнату и устроимся поудобнее. Хорошо? Белла, ты точно не хочешь снять пальто?
— Нет, — я изобразила на лице страдание. — Лучше останусь в нем: я немного продрогла.
Я с виноватой улыбкой посмотрела на Питера.
— Ох… Надеюсь,