Ка д'Орсеоло. Собутыльники не подавали никаких признаков жизни и не реагировали на громкий звон колокола. Я с трудом встал на ноги и, пошатываясь, медленно обошел комнату. У дальней стены я обнаружил длинный разрез на гобелене с изображением Саломеи, несущей на подносе отсеченную голову Иоанна Крестителя. Мне подумалось в тот момент, что справедливость восторжествовала и ее голова оказалась отделенной от тела так же, как и голова Крестителя, хотя и не натурально, а только на полотне. Я провел пальцами по длинному разрезу и вдруг смутно вспомнил, что ночью размахивал своим прекрасным мечом и угрожал покончить с каждым, кто посмеет встать между мной и Катериной Дольфин. Совершенно ясно, что встала между нами именно Саломея. Я судорожно попытался соединить разрезанные края гобелена, но безрезультатно. Как только я убрал пальцы, гобелен снова разделился на две части.

Полностью дезориентированный, я отправился на поиски Паскуале Вальера. Неужели я действительно заключил с ним на рассвете какое-то пари? Эта мысль не давала мне покоя, когда я дрожащими руками пытался натянуть на себя одежду. Туника была перепачкана и отдавала застоявшимся потом, а на накидке отчетливо виднелись следы грязных ботинок вперемешку с кроваво-красными пятнами вина и бурыми пятнами крови. После этого я стал искать свою широкополую шляпу с загнутыми вверх полями и обнаружил ее смятой в грязных руках Джакопо Сельво. Судя по всему, он использовал ее в качестве половой тряпки, чтобы вытереть с пола вонючую лужу собственной блевотины. Я понюхал шляпу, с отвращением поморщился, но все же нахлобучил на голову, подвернув края вверх. Сейчас она казалась мне не такой изящной, как вчера вечером.

Вскоре я понял, что Вальер исчез, как, впрочем, и мой славный меч, которым я так гордился. При этой мысли я запаниковал, не в силах представить, как появлюсь перед глазами Катерины без ее дорогого подарка. В поисках оружия я даже залез под большой обеденный стол, а потом под диван, на котором мы с Вальером заключили пари, но все впустую. И тут я вспомнил обстоятельства нашего спора. Мне следовало повлиять на выборы таким образом, чтобы не допустить к победе Фанези, а дожем должен был стать другой человек с любой знатной фамилией, о котором нам еще предстоит договориться в дальнейшем. Во время спора я был так уверен в своих возможностях, что заключил пари, а сейчас, при свете дня, не имел ни малейшего представления, как осуществить эту безумную идею. И к тому же я никак не мог отыскать свой меч.

Дворец Дольфин одним из последних был построен на набережной Большого канала. Его величественную сводчатую галерею, выложенную из красного кирпича, обрамлял белый истрийский камень. Такие же белые ступеньки вели к каналу. И все это величественное здание отражалось в гладкой поверхности воды, пока носовая часть моей лодки не разрушила прекрасную картинку. Я нервно поправил свою замызганную одежду и нахлобучил на голову грязную шляпу, пытаясь придать себе вид вполне порядочного посетителя. Мой кошелек по-прежнему висел на ремне, изрядно облегченный вчерашними возлияниями. Лодка ткнулась носом в нижний ряд каменных ступенек, и я спрыгнул на них, предварительно бросив лодочнику мелкую монету за услуги. Но когда он отчалил, я вдруг заметил, что парадные двери дворца закрыты. Нахмурившись, я постучал в них кулаком, но ответом мне была лишь оглушительная тишина. Это совсем не походило на торжественный прием по случаю предложение руки и сердца моей возлюбленной Катерине. Я постучал еще раз, но изнутри дома донеслось лишь гулкое эхо.

Потом над моей головой вдруг распахнулись ставни узкого окна и послышался хриплый женский голос с явным венецианским акцентом:

— Что тебе нужно?

Я спустился на несколько ступенек, чтобы разглядеть обладательницу этого голоса, задрал голову и в окне на верхнем этаже дворца увидел крупное красное лицо. Женщина повторила свой вопрос. Причем на этот раз голос ее прозвучал так презрительно, что я с трудом сдержался, чтобы не нагрубить в ответ.

— Послушай, женщина, я хочу поговорить с хозяином этого дома. Спустись вниз и открой мне дверь.

Я говорил с ней в обычной манере Паскуале Вальера, но служанку мой тон лишь рассмешил, и она ответила мне, передразнивая интонации:

— А больше ты ничего не хочешь, а? Ничего у тебя не выйдет. Они все уехали в Падую из-за лихорадки.

— Из-за лихорадки? Ты хочешь сказать, что Катерина больна?

— Пока не больна, но очень боится заразиться. Понятия не имею, когда они вернутся домой.

С этими словами она скрылась из вида и громко хлопнула ставнями. До сих пор я ничего не слышал об эпидемии лихорадки, но многие действительно опасались этой страшной болезни. Здесь, в Венеции, мы постоянно живем среди ила и грязи, что часто влечет самые разнообразные эпидемии. Значит, придется отложить свое намерение насчет Катерины, поскольку неизвестно, когда она вернется в город. Откровенно говоря, я испытал некоторое облегчение, потому что мне не придется общаться с ее отцом в таком ужасном виде. Может быть, женитьба вообще не вяжется с моей дальнейшей судьбой. Кроме того, продолжительное отсутствие Катерины даст мне временную передышку и позволит решить избирательные дела. Времени у меня осталось не так уж много, поскольку до выборов всего лишь несколько недель. Не долго думая я махнул рукой, останавливая проходившую мимо лодку, и погрузился в размышления насчет личности будущего кандидата на выборах.

В конце концов все оказалось на удивление просто. Странно, почему это не пришло мне в голову раньше. И тем не менее это так. Должно быть, я был столь ослеплен своей безграничной любовью к Катерине, что разумные мысли меня просто не посещали. Несколько дней я провел в своем сыром, затхлом и мрачном жилище, забившись в угол с листом пергамента и гусиным пером в руке. Вода в лагуне начала подниматься, что происходит здесь довольно часто, и вскоре стала просачиваться сквозь пол, образуя лужицы. Я часто поглядывал на отметку максимального подъема воды и думал, что на этот раз она может превзойти все ожидания и подняться выше, чем прежде. И за все это время я лишь однажды покинул жилище, чтобы окончательно рассчитаться со своими инвесторами. Некоторые из них были явно не в восторге от столь малой прибыли, но, с другой стороны, мне требовалось прежде всего рассчитаться с собственными долгами, к тому же изрядную сумму я потратил на пьянку в первый день своего возвращения. Наибольшее неудовольствие выразил серебряных дел мастер Себенико, который при виде горсти монет долго не мог обрести дар речи.

— Как это называется,