на острове. Гуаканагари получил ранение в битве с соперничающим вождем, а все христиане из гарнизона форта Навидад были убиты. Колумб отнесся к новости с недоверием, но она с безжалостностью подтвердилась доказательствами, открывшимися при свете следующего утра. Форт Навидад был сожжен дотла, 39 остававшихся там испанцев стали первыми жертвами в длинной череде колониальных войн в Новом Свете. Страх индейцев перед обвинениями в убийствах заставил их разбежаться и спрятаться, что только усилило естественную подозрительность испанцев по отношению к ним. Колумб был склонен признать их правоту, возможно, приписав резню действиям карибов или приняв рассказ Гуаканагари о нападении вождя с востока Гаити в отместку за жестокости христиан на этой земле.

Ранение Гуаканагари сказалось на дипломатии, и среди исследователей разгорелся спор. Фракцию, требовавшую мести, возглавил лидер миссионеров брат Бернардо Бойл, чье евангельское милосердие иногда самым неподобающим образом омрачалось натуральной злобой. Лас Касас обобщает утраченный источник, вышедший из-под руки самого Колумба:

«Этот отец Бойл и все остальные хотели взять Гуаканагари в плен, но адмирал не стал того делать, хотя это было в его силах, полагая, что, поскольку христиане уже мертвы, захват Гуаканагари не мог ни вернуть их к жизни, ни отправить в рай, если они уже находились там, и он считал, что вождь должен быть подобен королям среди христиан, у которых в родстве есть другие монархи, их такой захват оскорбил бы»[264].

Из этого фрагмента видно, что у Колумба был избирательно просвещенный взгляд на индейских вождей, которого в целом придерживались как он, так и другие подданные испанской короны, готовые приписывать местным племенам сходство, хотя и не полное, с христианскими государствами. Это также показывает, что именно заставило его отказаться от первоначального впечатления о народе Эспаньолы как о покорном и легко поддающемся подчинению. Напротив, теперь он, несомненно, опасался объединения индейцев против испанцев, увидев разрушения, произведенные в форте Навидад.

Вскоре стало ясно, что убитых испанцев преследовали не только местные жители, но и их грехи, поскольку своими бесчинствами они предвосхитили поведение многих будущих колонистов. Колумб действительно предвидел эту опасность, но его надежда на то, что гарнизон не пострадает, подкреплялась уверенностью в том, что, даже если жители островов проявят враждебность, они ничего не смогут сделать[265]. Теперь было бесполезно вспоминать об этом слабом предупреждении, ведь оно создало ложное чувство безопасности. Индейцы жаловались, что солдаты гарнизона перессорились между собой и занялись похищением женщин и кражей золота по всему острову. А вскоре уже Колумб пытался удержать участников новой экспедиции от таких же грабежей. И что было еще хуже, семена преступления, наиболее ненавистного монархам Испании, преступления ереси, были посеяны на Эспаньоле еще до того, как здесь стало проповедоваться христианство, поскольку один воин из гарнизона форта Навидад научил Гуаканагари «некоторым вещам, наносящим вред и уничижающим нашу святую религию». Колумбу пришлось «поправить его в этом и заставить носить на шее серебряное изображение Богоматери». Сообщая Фердинанду и Изабелле такие подробности, Колумб явно надеялся смягчить удар, который должны были нанести известия о резне, и отвлечь своих покровителей от мыслей о том, что его прежние утверждения о пассивности индейцев не соответствуют истине[266].

Колумб успокоил опасения Гуаканагари и восстановил добрые отношения между испанцами и местными жителями, преподнеся вождю большой подарок, состоящий из стеклянных бус, ножей, ножниц, оловянных колокольчиков, булавок, иголок и шпор, стоимостью всего в четыре или пять реалов (136–170 мараведи), «и Гуаканагари поверил, что стал очень богатым»[267]. Ближайшей задачей было выбрать место для постоянного поселения (одним из судов пожертвовали для получения дерева и гвоздей) и провести разведку в глубине страны, одновременно наказав индейцев, которых считали ответственными за резню в форте Навидад. Уже разочарованный в своих ожиданиях от местных жителей, Колумб так же быстро разочаровался в климате и почве – его люди страдали от незнакомых условий среды обитания и продуктов питания, а домашний скот, который он привез из Испании, плохо приспосабливался к местным условиям. Выбирая место для поселения, он колебался между двумя насущными требованиями – нужно было строить быстро и в благоприятном месте, и остановился на неудачном и почти безводном месте просто потому, что оно было поблизости[268]. Второго января 1494 года, всего через два года после начала всего предприятия, был торжественно заложен город Ла-Исабела, первый и самый злополучный населенный пункт европейцев в Новом Свете.

При разведке и размещении гарнизонов на острове Колумб в значительной степени полагался на двух своих подчиненных, Алонсо де Охеду (человека герцога Мединасели и будущего компаньона Веспуччи) и Педро Маргарита, которые, вызвав у Колумба обычные проявления дружбы и вражды, вскоре по приезде в Испанию подали жалобы на адмирала. Ни тот ни другой, по-видимому, не разделяли искреннего энтузиазма Колумба по отношению к его Индиям и не вдохновлялись какими-либо научными или христианскими идеями. Как и большинство их сотоварищей, они были заинтересованы в наживе и отправились на Эспаньолу ради золота, а не ради ее народа или земли. Колумб поставил Педро Маргарита руководить крепостью на берегу реки в глубине страны, чтобы вербовать индейцев для поиска и добычи золота в русле реки, в то время как Охеда рыскал по острову в поисках полезных ископаемых и виновников резни в форте Навидад. Их жестокое обращение с жителями достигло апогея в казни местного вождя за кражу, совершенную членами его общины, – «убийство по суду», которому способствовал сам Колумб, отчасти из ложного понимания справедливости, отчасти из-за давления подчиненных, а частью из-за его неуверенности в том, как нужно обращаться с индейцами. Местные жители проявили себя потенциальной угрозой, они не реагировали на обращение в христианство так, как надеялся Колумб, и оказались неэффективной рабочей силой. Они не вели себя так, как предсказывал Колумб, и тем самым подрывали его авторитет для покровителей и среди подчиненных. Поэтому в сложившихся обстоятельствах Колумб захотел дать им урок – еще один серьезный просчет. Кровопролитие усилило воинственность «движения сопротивления». В то время как уступчивый Гуаканагари оставался спокойным, вождь Каонабу, обвиненный в резне в форте Навидад, находился в шаге от того, что испанцы называли «восстанием». Малочисленные группы испанцев подвергались постоянной опасности.

Массовое порабощение и вывоз местных жителей, имевшие место еще при завоевании Канарских островов, было единственным, что смог придумать Колумб, и в начале 1494 года он принялся за отправку индейцев в Старый Свет. Колумб спокойно относился к противоречивости своей политики – ведь теперь он предлагал экспортировать ту самую рабочую силу, на которую ранее планировал положиться. Он также нарушал четкие инструкции монархов о добром обращении с индейцами и начинал действовать методами,