жизни. То, как это намерение выразилось в его действиях и политике, но в итоге не осуществилось на практике, станет главной темой жизни Колумба и истории его несчастливой колонии в течение последующих шести лет. Помимо колонизаторских целей, с которыми он в некотором роде находился в конфликте, поскольку они требовали его присутствия и отнимали время, ему также предстояло выполнить важную исследовательскую работу, включая разведку других островов, о которых он до сих пор знал только по отчетам, и, главное, попытку подтвердить свое убеждение в том, что Куба являлась оконечностью Китая.

Почти столь же несчастливая судьба, как и его колонизаторские устремления, постигла исследования, которые Колумб осуществлял во время управления Вест-Индией. И все же они начинались под эгидой успеха и были озарены лучами надежды. Для этого путешествия он собрал впечатляющий флот из 17 судов, включая верную «Нинью», которая на этот раз должна была находиться под его личным командованием. К нему присоединился его младший брат Джакомо, на испанский манер называвший себя Диего Колон, которого известность Колумба привела из Генуи в Испанию. Общий личный состав насчитывал, вероятно, более 1300 человек, включая более 200 добровольцев, единственных, кто не получал жалованья от монархов, и 20 кавалеристов, чье надменное поведение и плохие лошади выводили Колумба из себя. Размер и грандиозность экспедиции были более чем убедительным доказательством доверия его покровителей и одобрения всего мира. Отплытие праздновалось пышно, с таким громом музыки и пушечными салютами, по словам одного участника, что «нереиды и даже сирены были ошеломлены»[259].

На этот раз курс флотилии от Гомеры резко отклонился к югу от прежнего маршрута Колумба, так что 3 ноября 1493 года они впервые высадились на острове Доминика Малых Антильских островов. Только со второй попытки Колумб нашел самый короткий и быстрый маршрут через Атлантику. Тут не было намерения продемонстрировать чудеса навигации: Колумб двигался к цели, оставшейся нереализованной в конце его первого путешествия, – последовать указаниям индейцев насчет пути к якобы богатым островам к юго-востоку от Эспаньолы. Цепь новых островов была открыта, когда он повернул на север и направился к Эспаньоле по маршруту, приведшему его в Пуэрто-Рико, или Сан-Хуан-Баутиста, как он его назвал, через глубины страны индейцев. Первые крупные исследования на берегу были проведены на острове Гваделупе (ныне Гваделупа), названном так в честь величайшей святыни Эстремадуры, которую Колумб посетил незадолго до своего отплытия из Испании.

Если Колумб когда-то сомневался в реальности каннибализма, то теперь он столкнулся с тем, что его спутники, по крайней мере, посчитали неопровержимым доказательством. Врач экспедиции Диего Альварес Чанка, который присоединился к экспедиции, очевидно, потому что недооценил ее тяготы и переоценил выгоды[260], описал это в письме городскому совету Севильи:

«Мы спросили женщин, которые были пленницами местных жителей, что за народ эти островитяне, и они ответили, что это “карибы”. Как только они узнали, что мы испытываем отвращение к таким людям из-за их ужасного обычая поедать человеческое мясо, они пришли в восторг. Они рассказали нам, что карибские мужчины обращаются с ними с такой жестокостью, что в это трудно поверить, что они едят детей, которых они им вынашивают, воспитывая только тех, кто рожден от их местных жен. Врагов-мужчин, взятых в плен, они приводят в свои дома, чтобы устроить из них пир, а убитых в бою они съедают после окончания сражения. Мужчины говорят, что человеческое мясо настолько вкусно, что ничто в мире не может сравниться с ним, и это совершенно очевидно, ибо с человеческих костей, которые мы находили в домах, было обглодано все, что можно было обглодать, так что не осталось ничего, кроме того, что было слишком твердым для употребления в пищу. В одном из домов мы нашли мужскую шею, варящуюся в горшке. В своих войнах с жителями соседних островов эти люди захватывают в плен столько женщин, сколько могут, особенно молодых и красивых, и держат их в качестве прислуги и наложниц; и так много они уводят, что в пятидесяти домах, куда мы вошли, не было ни одного мужчины, были одни женщины. Из этого большого числа пленных женщин более двадцати красавиц добровольно ушли с нами. Когда карибы забирают мальчиков в качестве военнопленных, они удаляют у них гениталии, откармливают их до тех пор, пока они не вырастут, а затем, когда хотят устроить большой пир, они убивают и едят их, потому что говорят, что мясо женщин и подростков невкусное. Трое изуродованных таким образом мальчиков прибежали к нам, когда мы осматривали дома»[261].

Помимо этих диких привычек, воинственность карибов и их свирепая храбрость являлись источниками беспокойства для Колумба, который начал понимать, что завоевание открытых им земель будет не таким легким делом, как предполагалось вначале. Однако доказательство существования каннибализма в Карибском бассейне подтверждало истории, рассказанные древними и средневековыми авторами об антропофагах на крайнем Востоке: это был ошибочный знак того, что Колумб приближался к своей цели. Более того, такой безнадежно неисправимый народ, как карибы, мог быть порабощен без возражений со стороны моралистов в Испании: их преступления против естественного права исключали возможность их защиты[262].

Полные скверных предчувствий, вызванных встречей с каннибалами, испанцы прошли мимо Пуэрто-Рико, жители которого, согласно неожиданному утверждению доктора Диего Чанки, были несведущи в искусстве мореплавания. Наконец, на сей раз без колебаний и ошибок со стороны Колумба, они прибыли на Эспаньолу 22 ноября – еще одно доказательство морского мастерства Колумба, приведшее в изумление его друга и спутника в этом плавании Микеле де Кунео. «По моему мнению, – писал он, – с тех пор, как Генуя стала Генуей, никогда не рождался человек, столь умелый и сведущий в искусстве навигации, как упомянутый господин адмирал». Далее он рассказал о том мастерстве Колумба, доказательств которому было много в дальнейшей карьере мореплавателя: «Ему достаточно было увидеть облако или звезду ночью, чтобы предсказать погоду»[263]. Возможно, это еще один пример того, что ощущения, часто подводившие его в отношениях с людьми, хорошо откликались на знаки природы. Хотя, возможно, не стоит приписывать безошибочный курс от Доминики до Эспаньолы исключительно интуиции Колумба. С ним были проводники-индейцы, знавшие эти воды благодаря путешествиям на каноэ.

Они прибыли к незнакомой части побережья Эспаньолы и, не теряя времени, направились на север, к форту Навидад, который уже более десяти месяцев оставался без помощи, за исключением, как надеялся Колумб, помощи от вождя Гуаканагари и дружелюбных местных жителей. Через неделю флотилия бросила якоря у форта Навидад, приветствуя группу коренных жителей, посланных Гуаканагари на каноэ встретить их. Первые знаки несчастья появились, когда посланники упомянули о войне