Шрифт:
Закладка:
Я перевожу удивленный взгляд на Милоша, затем на Влада и Руслана, но те почему-то сидят и помалкивают, будто сами не при делах и не в курсе. В мою сторону даже не смотрят.
— А давайте отпросимся сегодня с последних двух уроков? — предлагает Алла. — Скажем, что всем классом хотим Стаса навестить. Арсений, уверена, поймет и отпустит. Там же как раз еще какие-то часы приема ограниченные, да? Он вообще где лежит?
— На Боткина, — отвечает Яна. — Господи, там так убого, такой запах, бе. Ну, правда, у самого Стаса палата ничего еще. Но в коридоре… пока идешь… нас с Соней чуть не вырвало.
К обеду ажиотаж немного стихает. Я подхожу на перемене к Милошу, он стоит в стороне от всех у окна. Спрашиваю его про Стаса. Но он не отвечает. Даже бровью не ведет. Будто меня не слышит и не видит.
— Милош, Стас правда так сильно пострадал? — повторяю чуть громче.
Молчит, уткнувшись в свой телефон.
— Может, мне у Влада тогда спросить? Или у Руслана? Хотя они же еще дальше убежали…
Милош тотчас поднимает на меня злой взгляд. Лицо у него очень нежное, тонкое. На бледных скулах сразу проступает пунцовый румянец. Что ж, этому хотя бы стыдно.
— Чего тебе надо? Отстань от меня, поняла? Почки ему отбили, так что кровью с***. Ребра ему сломали! — тихо, но гневно отвечает он. — Не знаю, для тебя это сильно пострадал или, может, не очень. Можешь не трястись за своего дружка, Стас не стал его сдавать. Сказал, что сам нарвался на какую-то гопоту. Ещё сказал, чтоб тебя никто не трогал. Ты же этого хотела. Так что всё. Успокоилась? Отвали теперь. Никто тебя больше тут не тронет. И разговаривать с тобой тоже больше никто не будет. Тебя для нас нет.
— Эй, Милош, — окликает его Яна со смешком. — Ты что там? Сам с собой говоришь?
— Угу. Сам с собой.
— Ты же пойдешь с нами к Стасу?
— Да, — он, не глядя больше на меня, отходит от окна и присоединяется к остальным.
Мне бы ликовать — я ведь и правда этого хотела. Но мне почему-то тяжко. И оставшееся до урока время я гуглю про сломанные ребра и ушибы почек…
***
Идти к нему или не идти, я долго сомневалась. Я и сейчас сомневаюсь, стоя перед дверями в отделение. Пусть Смолин хоть сто раз сволочь, но он здесь из-за меня, напоминаю себе. Ещё и Дэна не стал сдавать. И еще мне кажется, нам надо поговорить. Попробовать хотя бы…
Одноклассники тут были днем, поэтому я прихожу ближе к вечеру. Спрашиваю у санитарки, где платные палаты.
— А к кому ты?
— К однокласснику. Стасу Смолину. Его вчера привезли.
— Он что у вас звезда какая, к нему толпами ходят и ходят. Утром были, днем были, только что вот девица ушла. Папаша его бегал тут орал. Еще этот черт торчит тут как столб. А мне мыть за всеми! Пятьсот двенадцатая у него. Прямо и направо. Только недолго!
Подхожу к двери с табличкой 512 и замираю. Замечаю, что с чего-то вдруг разволновалась не на шутку, аж ладони взмокли.
Вдохнув побольше воздуха, захожу. И на миг теряюсь. В палате почти темно. Жалюзи опущены, свет едва проникает сквозь них.
Черт, Смолин, наверное, спит, а тут я. Но все же приближаюсь к его кровати. Зря я, что ли, столько усилий над собой сделала. Глаза быстро привыкают к полумраку. И я уже различаю не только контуры.
Останавливаюсь возле его кровати. Он действительно спит. Дышит тяжело, даже как-то мучительно. Одна рука свисает, вторая лежит на груди. В полутьме не так бросаются в глаза его раны, но все равно жутко это, страшно. Половина одеяла сползла на пол. Я наклоняюсь, поднимаю его и потихоньку, чтобы не разбудить, укрываю Стаса. Все равно случайно задеваю бедро сбоку. Кожа его такая горячая, прямо пылает.
Какого-то черта я вдруг смущаюсь. Потом выпрямляюсь и снова перевожу взгляд на его лицо и чуть не вздрагиваю — Смолин пристально, не мигая, смотрит прямо на меня…
35. Женя
Даже в полумраке я вижу, как горят его глаза. Как угли. Бред, конечно, но мне так и кажется, что они жгут кожу. От его взгляда мне становится не по себе. К лицу приливает жар. Мне неловко. Хочется закрыться, отвернуться, да вообще уйти. Хоть в его взгляде нет сейчас ни ярости, ни злобы, ни ненависти. Но этот горячечный огонь в его глазах пугает не меньше… хотя нет, не пугает, смущает.
Впрочем, скорее, смущает меня вся эта ситуация. Совершенно нет ощущения, что я в больничной палате, где обычно спокойно, тихо и уныло, где пахнет болезнью, где всё застыло в тоскливом ожидании. А тут такое чувство, словно я в чужую спальню тайком проникла, к чужому мужчине, обнаженному и спящему. И меня застукали.
Смолин молчит, только дышит тяжело и шумно. Я тоже растерялась и не знаю, с чего начать разговор. И от того, что мы с ним оба, замерев, таращимся друг на друга, не говоря ни слова, чувство удушающей неловкости только обостряется до невозможности. Кажется, даже воздух накалился. Во всяком случае мне в палате становится жарко как в печке.
Облизнув, пересохшие губы, наконец произношу негромко:
— Привет.
Он не отвечает, но и взгляд не отводит.
— Я… я вот пришла узнать, как ты… Слышала, ты сильно пострадал… в школе говорили… Тебе сильно больно? Что врачи говорят? Долго тебе придется вот так…?
Всё тот же неотрывный взгляд и ни слова, ни звука в ответ.
Почему он молчит? Хоть что-то да можно ответить? Или ему настолько тяжело?
— Стас, мне очень жаль, что так вышло. Честное слово, очень жаль. Я не ожидала… Я не хотела этого… не хотела, чтобы всё дошло до такого безумия… Я всего лишь хотела защититься от тебя.
В какой-то момент мне кажется, что он хочет ответить. В его лице что-то такое вдруг проступает, нормальное, человеческое. Будто внутри у него что-то дрогнуло. Но нет, Смолин молчит, только взгляд его становится еще пронзительнее.
— Может
