Она была готова к схватке. Она стояла перед телевизором, скрестив руки на груди. Мое сердце подпрыгнуло к горлу. Когда Кэт вступала в бой, она обычно выходила победительницей.

Не в этот раз. Я хотел, чтобы мы оба выиграли.

— Я люблю свою работу, — сказал я. Прежде чем мы поговорим о чем-нибудь еще, я хотел внести ясность. — Все, чего я когда-либо хотел, — это быть ковбоем. Это не из-за того, что я остепенился, это из-за того, что я понимаю реальность. Я второй сын, Кэт. Всю свою жизнь мой отец готовил Истона к тому, чтобы он унаследовал ранчо. И меня это устраивает. Мне не нужно быть главным везде, потому что, когда я главный, они это уважают. Когда кому-то из них нужна помощь с лошадью, они обращаются ко мне. Остальное… это никогда не предназначалось для меня.

— Тебя это не беспокоит?

— Нет. — Я вздохнул. — Почему это беспокоит тебя?

— Потому что это несправедливо. — Она всплеснула руками. — Ты заслуживаешь всего этого. Ты заслуживаешь шанса выбрать работу, которую хочешь.

Я действительно любил ее. Она стояла здесь и злилась из-за меня, хотя злиться было не из-за чего. Я подошел ближе.

— Я сделал выбор. Я именно тот, кем хочу быть в своей жизни. Я не хочу и не нуждаюсь в том, чтобы что-то менялось.

Вспышка боли промелькнула в ее взгляде.

— Верно. Что ж, я не чувствую того же. Марк…

— К черту Марка. — При упоминании его имени моя ярость вернулась с удвоенной силой. Я развернулся и подошел к шкафу, вытаскивая ее чемодан. Затем я принес его обратно и бросил на кровать. — Собирай вещи. Мы едем домой.

Эта поездка обернулась катастрофой, и, хотя я хотел поговорить с Кэт о будущем, я был чертовски уверен, что не смогу этого сделать, когда мы были готовы вцепиться друг другу в глотки.

— Я не готова уехать. — Она вздернула подбородок.

— Мы уезжаем.

— Я не подчиняюсь твоим приказам, Кэш.

— Да? Прошлой ночью все было не так. — Я приказал ей кончить, и она сделала это по моей команде.

Ее губы скривились.

— Ты мудак.

— Возможно. Но я не из тех, кто отворачивается от их семьи, не давая им шанса на спасение. Они заслуживают объяснений. Если ты вот так уйдешь, если ты просто не вернешься, это их раздавит. Бабулю. Джемму. Маму. Моя мама любит тебя, как родную.

— Но я ей не родная! — крик Кэтрин заставил меня вздрогнуть. — Она мне не мать. И знаешь ли ты, как это больно — так сильно желать, чтобы это было правдой?

— Нет. — Я развел руками. — Потому что ты со мной не разговариваешь. За эту поездку я узнал о твоем прошлом больше, чем за все двенадцать лет. Почему?

— Я не люблю говорить о своем детстве.

— Даже со мной? — Я указал на свою грудь.

— Особенно с тобой.

Черт. Ее слова ранили меня до глубины души. Если она не доверяла мне свое прошлое, то она ни за что не доверит мне будущее.

— Если ты хочешь остаться, то оставайся. — Я отвернулся от нее и направился к двери. Этим утром я возьму пример с нее и отправлюсь на пляж, чтобы подумать. Подышать свежим воздухом. Потом я найду аэропорт и вернусь к чертовой матери в Монтану, где мне было самое место.

Моя рука взялась за дверную ручку как раз в тот момент, когда пара изящных пальчиков коснулась моего локтя.

— Это грязно, — прошептала она мне в спину. — Это грязно. И мне ненавистна мысль о том, что именно ты, а не кто-либо другой, можешь воспринимать меня по-другому.

Я повернулся и посмотрел на Кэт сверху вниз. Ее взгляд был устремлен в пол, поэтому я подцепил пальцем ее подбородок и приподнял его, пока не увидел эти голубые глаза.

— Что бы ты ни говорила, откуда бы ты ни пришла, ты всегда будешь моей Кэт. — Ее глаза остекленели.

Вид непролитых слез, борьба в ее глазах были почти невыносимы. Я обнял ее.

— Поговори со мной. Пожалуйста. Я хочу понять.

— Это причиняет боль.

— Потому что ты держишь все это в себе. Это не то бремя, которое ты должна нести в одиночку. — Мне было все равно, что я уже знал правду. Я просто хотел, чтобы она доверилась мне. Чтобы она доверяла мне.

И, возможно, как только она это сделает, я открою ей свой секрет. Мы порвем с прошлым, чтобы у нас был шанс начать все сначала.

Кэтрин кивнула, уткнувшись мне в грудь, затем высвободилась и отступила к кровати. Она плюхнулась на край, свесив короткие ножки над ковром.

Я сел рядом с ней, взял ее за руку и переплел наши пальцы.

— Моя мама была высокой, — сказала она. — Когда я была маленькой, я смотрела на нее снизу вверх и задавалась вопросом, буду ли я такой же высокой. Я была крошечной, в школе всегда была невысокой. На каждой фотографии в классе меня ставили в первом ряду, потому что другие дети были на голову выше меня. Я ненавидела это. Я просто хотела быть высокой.

— Как твоя мама. — Когда я был ребенком, я хотел быть сильным, как мой папа.

— Нет, не такой, как моя мама. Я не хотела быть похожей на свою маму. Я просто хотела быть высокой.

Кэт сидела неподвижно, не мигая, уставившись в пол. Включился кондиционер, но он никак не мог разогнать густой воздух.

— Над высокими детьми никто не издевался, — наконец сказала Кэт. — Их матери не называли их коротышками. Мне было пять лет, когда я узнала, что меня зовут Кэтрин. Пять. Ей пришлось записать меня в школу, и когда она назвала секретарю мое полное имя, я, помню, подумала: «Кто такая Кэтрин Гейтс?» До этого я всегда думала, что меня зовут Коротышкой. Так она называла меня. Так она представляла меня другим.

— Что за хрень? — Я уставился на нее с открытым ртом. — Она не называла тебя по имени?

Кэт покачала головой.

— Нет.

— Она говорила это с… нежностью?

— Нет.

Мой желудок сжался. Как могла мать назвать своего ребенка, а потом не использовать это имя?

— Она не хотела меня. По сей день я не знаю, почему она оставила меня. Может быть, чтобы я была ее грушей для битья.

Мое сердце остановилось.

— Она била тебя?

— Щепала. Шлепала. Случайно била ногой. Я думаю, моя жизнь была бы проще, если бы