намереваясь подразнить Оукли, но его член настолько возбужден, что тут же выскакивает из белья и бьется о его живот, царапая пирсингом пупок.

Боже.

Я знала, что у Оукли большой… но… он еще и выглядит неплохо. Его член длинный и толстый, испещренный венами, а розовая блестящая головка вызывает во мне непреодолимое желание сомкнуть вокруг нее губы.

Застеснявшись, я нежно провожу по ней большим пальцем и подношу его к губам, слизывая собравшуюся жидкость. Оук шумно сглатывает, и его голос настолько осип, что скорее напоминает скрежет.

– Бьянка.

В этот раз мое имя напоминает не предупреждение, а мольбу. Не разрывая зрительный контакт, я медленно спускаюсь вниз.

– Хочу попробовать тебя на вкус.

Прежде чем он успевает возразить, я обхватываю губами головку. Она разбухла настолько, что пульсирует у меня во рту. Я начинаю медленно посасывать ее, и у него вырывается отчаянный низкий стон.

– Черт. – Его рука хватает меня за волосы, а бедра толкаются вперед. – Сильнее… – Голубые глаза темнеют от желания. – Глубже.

Член у него настолько большой, что я точно не смогу заглотить его целиком, но, делая все, что в моих силах, я сжимаю ладонь на его основании.

Его взгляд становится диким.

– Господи. – Оукли приоткрывает рот, а между бровями залегает морщинка. – Да… вот так.

У меня начинает болеть челюсть, пока я делаю то, что он хочет, насаживаясь сильно и так глубоко, что его пирсинг едва не царапает мои миндалины. Удовольствие разливается по его лицу, когда я ускоряю темп.

– Твою мать.

Напрягшись, он скользит по моим губам… А затем замирает.

Я хочу спросить его, что не так, но он манит меня к себе пальцем и хрипит:

– Сядь мне на лицо.

От такого предложения я бы ни за что в жизни не отказалась.

Я начинаю подниматься, но он хватает меня за бедра и разворачивает.

– Нет. – Он шлепает меня по заднице и сжимает ее своей огромной рукой. – Ты доведешь дело до конца, малышка. – Когда Оукли отодвигает в сторону мои трусики, у меня по коже бегут мурашки. – Пока я вылизываю эту сладкую киску.

Тяжело сосредоточиться, пока он осыпает меня голодными поцелуями, но я с энтузиазмом заглатываю его член, исследуя своим языком каждый дюйм, пока он трахает меня своим. Рыча, он сжимает мои бедра, разводя их пошире, чтобы устроиться там поудобнее.

Я начинаю сосать сильнее и быстрее, провоцируя стон, вырывающийся из его груди, и волны удовольствия, заставляющие его тело дрожать. Но это не сравнится с тем, что он делает со мной. У него такой талантливый – такой ловкий и коварный – язык, что, когда он касается моего клитора и находит правильный ритм, от которого все тело начинает пульсировать, я вспыхиваю, подобно вулкану.

Когда он вводит один палец, меня накрывает практически болезненный оргазм.

– О да, – хрипит он, пока мои мышцы сокращаются вокруг его длинного пальца, и я с громким стоном кончаю. – Вот что мне нужно.

Я пытаюсь отдышаться, а затем, полная решимости, набрасываюсь на его член, сжимая напряженные яйца.

– Господи. – Оукли сильнее хватает меня за волосы, и я начинаю давиться его членом. С низким стоном он толкается бедрами. – Не останавливайся.

Я чувствую, как с каждым моим движением он начинает все больше пульсировать, пока наконец не извергается мощной струей мне в горло. Все у меня в груди переворачивается, когда комнату наполняет его громкий стон.

Я быстро поворачиваюсь к нему лицом, чтобы он увидел, как я глотаю его сперму. А затем наклоняю голову и слизываю капли, попавшие на яйца.

– Я, может, и девственница, но тут мы друг другу не уступаем.

Не споря, он берет с прикроватной тумбочки косяк и поджигает его.

Прижавшись к нему, я обнимаю его торс и кладу голову на плечо. Я жду, что он начнет возмущаться и выгонит меня, как в прошлый раз, когда я влезла в его кровать… но этого не происходит.

Оукли прижимает меня сильнее, большим пальцем рисуя узоры на спине. Я беру у него косяк и затягиваюсь.

– Составишь мне завтра компанию на вождении?

Он забирает у меня косяк и подносит к своим губам.

– Да. – Из его груди вырывается побежденный вздох, когда он снова затягивается. – Черт.

* * *

– Твою мать. – Я едва не подскакиваю на месте, нажимая на газ. – Я вожу… на настоящей дороге. На дороге с чертовыми знаками.

Улыбка у Оукли невероятно светлая, и я радуюсь, что на мне надеты солнцезащитные очки.

– Я знаю. Плюс, ты еще никого не сбила.

Внутри меня плещется ликование, пока я продолжаю ехать по улице.

– Черт… не могу поверить, что я веду машину.

Я чувствую себя так… нормально. Не могу перестать улыбаться.

Положив руку на сердце, Оукли притворно вздыхает.

– Черт возьми, Бьянка Ковингтон. Это что, улыбка?

Прищурившись, я показываю ему язык.

– Придурок.

Ухмылка становится шире.

– Делай это почаще.

– К твоему сведению, я улыбаюсь, только когда на это есть причина. Спасибо, что дал ее мне.

– Мы должны это отпраздновать. – Он слегка сжимает мое колено. – Что ты любишь?

Я открываю рот, чтобы сказать: «Тебя и огромную штуку у тебя между ног», но не хочу быть банальной, так что останавливаюсь на второй любимой вещи.

– Мороженое.

Оукли приподнимает брови.

– Серьезно?

Я корчу рожицу.

– Только не говори, что ненавидишь мороженое.

То, что Лиам его ненавидел, сводило меня с ума.

– Вовсе нет. Просто ты всегда ешь только всякое здоровое дерьмо, поэтому я удивлен. – Он показывает налево. – Тут есть короткий путь к пирсу.

Я с готовностью поворачиваю, потому что на пирсе продают лучшее мороженое. Но напрягаюсь, когда в голову приходит осознание.

– У нас небольшая проблема.

– Какая?

– Я не умею парковаться.

У Оукли вырывается смешок.

– Я с тобой.

Знаю.

* * *

Взгляд полнейшего отвращения, которым окидывает меня Оукли, вызывает смех.

– Мятное с шоколадной крошкой? – спрашивает он, когда я радостно забираю свой рожок. – Я думал, ты хотела мороженое… а не зубную пасту.

Вот тебе и никакого осуждения.

Мы шагаем по деревянному причалу.

– Что не так?

– Все, – говорит он, показывая на свое шоколадное мороженое. – Шоколад – шикарно. Мята – нормально. – Оукли активно качает головой. – Но шоколад с мятой? Это какое-то кощунство, – морщится он. – Преступление против вкусовых рецепторов.

Он ошибается. Очень сильно ошибается.

Но у всех свои вкусы.

Я иду к одиноко стоящей лавочке, подальше от скопления людей.

– Может, тебе просто не повезло, когда ты его пробовал.

– Нет. Поверь мне, неважно, сколько раз я его ел, на вкус всегда ужасно…

Встав на цыпочки,