то, что мы – вернее, мать Стоуна – уже приняли решение, наверное, нет смысла в том, чтобы забирать их домой, но я подумала, что заслуживаю небольшое угощение.

– Сегодня хорошо, – я гляжу на озеро.

Замерев и не донеся сэндвич до рта, он резко переводит на меня взгляд.

– Не делай этого.

Я злюсь.

– Чего?

– Не разговаривай о погоде. – Он зараз съедает то, что осталось от сэндвича. – У нас никогда не было этих дурацких разговоров.

Я собираюсь напомнить ему, что не помню, что мы делали или не делали, – и он сам отказывается мне об этом рассказывать, – но меня удивляет его неожиданная искренность. И то, как легко я чувствую себя в его присутствии.

Я внезапно понимаю, что никогда не чувствовала себя настолько собой, как сейчас, с ним. Что странно, ведь я все еще пытаюсь понять, кто я.

– Ладно, никаких разговоров о погоде. – Тревога начинает одолевать меня, когда я замечаю несколько студентов, идущих в сторону озера. Джейс и Коул могут появиться здесь в любой момент и увидеть нас. – Не хочешь прогуляться куда-нибудь еще?

Оукли резко отвечает:

– Нет.

Допустим.

Это практически смешно, потому что Стоун как мог избегал моих братьев… в то время как Оукли ни капли не напуган. Не то чтобы я вообще должна сравнивать их. Они абсолютно разные. Как огонь и вода.

Достав из пакета коробку, я открываю ее. Должно быть, та женщина пожалела меня, поскольку я вижу внутри три кусочка «Красного бархата».

Я радостно беру один и откусываю.

Оукли с любопытством разглядывает коробку. Учитывая то, что он только что пообедал, я практически уверена, что он не голоден, но все равно предлагаю ему кусочек:

– Будешь?

– Еще как буду.

Он воодушевленно берет один и жадно кусает его. Мгновение спустя Оукли корчит недовольную мину.

– Этот явно не по мне.

Мне приходится сдерживать смех, потому что он говорит о лимонном с малиной.

– Да, согласна.

Оук кладет его обратно в коробку и берет морковный.

– Этот очень даже ничего.

Я удивлена, что он вообще смог понять вкус, потому что через секунду кусочка уже не было. Очевидно, имея бездонную яму вместо желудка, Оукли засовывает в рот «Красный бархат». Глаза закрываются, а после у него вырывается низкий стон… Он явно наслаждается.

– О, да, – вздыхает он.

По моему позвоночнику ползет желание, и я едва не роняю эту чертову коробку.

Внезапно я понимаю, что он видел меня голой.

И довел до лучшего оргазма в моей жизни.

Когда Оукли подносит большой палец к губам и облизывает его, я с трудом заставляю себя не думать о том, что еще он может делать своим языком.

– Этот просто потрясающий.

Я облизываю сухие губы.

– Ага.

Он наклоняет голову.

– Почему ты так странно себя ведешь?

Я выпрямляю спину.

– Я не веду себя странно.

Абсолютно точно веду.

Его взгляд пронзает меня насквозь.

– Ведешь. – Аквамариновый взгляд опускается на мои губы, задерживаясь на них. – Не нужно так на меня смотреть, малышка.

От его слов и этих пронизывающих глаз у меня бегут мурашки.

– А то что?

Оукли наклоняется так близко, что его дыхание начинает щекотать мое ухо.

– Я нагну тебя на этой лавочке, зубами сорву твои трусики… – он проводит кончиком носа по моей шее, – и трахну так, что весь колледж услышит, как ты кричишь мое имя.

Внезапно у меня начинает кружиться голова, тело напрягается, и соски проступают сквозь одежду.

– Я…

Недалеко от нас кто-то прочищает горло. Громко. Повернув голову, я вижу Сойер. Ее карие глаза широко распахнуты… а губы бормочут молитву.

Подвинувшись, я создаю необходимую дистанцию между собой и Оукли.

– Привет, Сойер.

– Привет, – ее взгляд мечется между нами, – ребята.

– Мы тут обедаем, – объясняю я в надежде, что она не слышала, что сказал Оукли.

Сойер медленно кивает. По ее лицу видно, что она не понимает, как реагировать на то, что мы сидим вместе.

– Хм.

Я начинаю чувствовать себя так, словно меня поймали при попытке стащить печенье. Ну, если бы печеньем был невероятно сексуальный парень, к которому меня необъяснимо сильно тянет. Парень, угрожающий трахнуть меня настолько хорошо, что все в радиусе пятидесяти миль услышат, как я кричу его имя. Этот парень.

Я хватаю сумку и встаю с лавочки.

– Я вспомнила, у меня пара через десять минут.

Я не… мне просто нужно собраться.

Поворачиваюсь к Оукли.

– Увидимся.

На его лице появляется хищный оскал.

– Удачи на занятиях.

Глава двадцать третья

Оукли

Друзья.

У меня из груди вырывается стон, пока я ворочаюсь в кровати.

О чем я, черт возьми, думал?

Ты не можешь дружить с человеком, которого любишь. Особенно если она обручена с другим мужчиной.

Сев на кровать, я провожу ладонью по лицу.

Я должен держаться от нее подальше.

Но не могу.

Потому что она смотрит на меня так, словно я ей нужен.

Словно я могу вылечить ее.

Как будто я лекарство, способное справиться с хаосом в этой красивой головке. И, если есть хотя бы крошечная вероятность, что я смогу исправить то, что натворил… я, мать его, это сделаю.

Я хватаю с пола свою спортивную сумку, чтобы немного потренироваться перед работой, когда слышу стук в дверь. Открываю ее и вижу измученного отца с сияющей Кей-Джей на руках.

Я начинаю подозревать, что кризис двух лет просто выдумка, потому что этот ребенок всегда в хорошем настроении.

– Привет.

Папа осторожно передает Кей-Джей мне.

– Ты можешь посидеть с ней часок? На работе ЧП, и мне нужно бежать, пока не рвануло.

Учитывая то, что у него очень нервная работа, всегда есть какое-то ЧП. Но я редко вижу его настолько убитым, так что, наверное, действительно случилось что-то серьезное.

– Конечно. – Я держу Кей-Джей на руках, пока она тянет ладошку к моей щеке. – Хочешь провести время со своим старшим братом?

Она улыбается.

– Оу-ху.

Я задаюсь вопросом, начнет ли она когда-нибудь правильно произносить мое имя, но тем не менее, как только это произойдет, я буду скучать по тому, как она зовет меня Оу-ху.

– Спасибо, я твой должник. – Отец отдает мне ее сумку. – Все здесь. – Наклонившись, он целует Кей-Джей в лоб. – Папочка любит тебя, веди себя хорошо.

После этого он уходит, и Кей-Джей начинает разглядывать меня. Мы никогда раньше не оставались вдвоем.

– Ты голодная?

– Голодная, – повторяет она, словно пробуя это слово на вкус, прежде чем закричать: – Хлопа!

К счастью для нее, я знаю, что это значит хлопья.

К несчастью для меня,