Шрифт:
Закладка:
И мы с доктором договорились, что я буду навещать его дедушку, а он – моего. Если будет нужно. Тем более номера телефонов и адреса друг друга знаем. Так что дедушки теперь под присмотром. И спать я стала гораздо лучше. Только иногда меня будит дедушка из Екатеринбурга. Про политику говорит. Велит надеть шапку. И хотя он называет меня Эдуардом, все равно на душе спокойнее. Потому что добрые силы присматривают за нами. Надо всего лишь быть внимательнее. И добрее.
Противоядие
Почти от всего есть противоядие, даже от цианистого калия. И многие великие люди в тёмные времена, когда всех травили враги и завистники, носили противоядие с собой. Это им помогало уберечься. Их отравят, а они выпьют противоядие и снова царствуют или картины пишут. Или статуи ваяют гениальные. Или войском командуют.
Противоядие у нас всегда под рукой, в пределах доступа. Поговорили со злым вредоносным человеком, расстроились – поговорите с добрым, хорошим. Прочитали страшное или тревожное – прочитайте доброе, светлое. Про любовь или про то, как кого-то спасли и выручили. Если вас огорчили, можно купить себе подарок или пирожное. Сахар иногда полезен при отравлении. Или можно немножко денег пожертвовать тому, кому плохо. Если толкнули больно – надо кого-то обнять. А боль утраты заглушить заботой о тех, кому она жизненно необходима.
От всего есть противоядие, оно всегда под рукой. Не то что блаженство начнётся или эйфория, но последствия отравления смягчатся, и мы выживем. Главное – как можно скорее им воспользоваться! Так древние философы говорили: благословение уничтожает проклятие. А добро уничтожает зло. Добро и любовь – универсальное противоядие.
Райская жизнь
Я в первый раз приехала в санаторий с семьёй. В Кисловодск. В такой бюджетный санаторий, довольно обшарпанный, если не сказать убогий. Но мне всё равно очень нравилось. Просто ужасно. И к нам за столик посадили одного карачаевца, Барисби Ильясовича. Он работал в ауле колхозным пастухом, а потом заболел. И ему дали путёвку в санаторий для лечения. Это был маленького роста черноглазый худой мужчина с немного кривоватыми ногами. Он полностью разделял мой восторг от пребывания в этом чудном месте. Другие отдыхающие жаловались, что суп невкусный, что в котлетах много хлеба, что медленно обслуживают, долго приходится ждать процедур и приёма у врача. Все сердились и требовали комфорта. Согласно путёвкам. А Барисби Ильясович ел аккуратно суп. Ни разу не швыркнув. Вытирал тарелку кусочком хлеба. Медленно ел котлетку. Очень медленно, маленькими кусочками. Чтобы продлить удовольствие. Изумлялся, что три раза в день дают мясное. И можно выбирать – сосиски или курица. Это же просто рай. Необыкновенная райская жизнь. И ещё булочки. И каша с маслом. И чаю сколько хочешь. Я его угощала своей едой: я всегда на диете. Но он соглашался только меняться. Котлетку – на винегрет, булочку – на яблоко. Все неприятные процедуры он принимал с благоговением – им занимаются врачи! Разговаривают и спрашивают, как здоровье! И назначают лечение. Это просто рай. Так не бывает. А после процедур, когда отдыхающие ходили жаловаться или просто гуляли, Барисби Ильясович был занят. Рядом протекала горная речка с каменистым берегом. Курортники купались. А вылезать по камням скользко, можно упасть. И проворный горец всем помогал выходить из воды. Подставлял руку калачиком старикам и детям. Но особенно часто помогал полным женщинам, чтобы они не упали. И ловко провожал их до лавочек. Когда купание заканчивалось, Барисби Ильясович сидел в холле, в потёртом мягком кресле. И улыбался от удовольствия. Телевизора не было, и Барисби Ильясович смотрел на аквариум с гуппи. Каждое утро он подвигал мне и ребёнку стулья. И печально и громко произносил, как молитву: «Ещё семь дней в раю осталось отдыхать!» Потом – шесть. Пять…
А потом он сидел и ждал маршрутку. Далеко ехать в горы, а дальше – пешком. Мы его провожали. У него губы так по-детски кривились, и он шептал: «Пора мне убираться домой. Другим надо в раю отдыхать. По очереди!» Из подарков взял только чай. Очень любил чай. А потом улыбнулся, прощаясь. И выразил надежду, что болезнь не прошла до конца. И когда-нибудь его снова отправят в райское место. Невероятно прекрасное, сытое, чудесное место.
Я потом побывала во многих местах. На курортах. И не скандалила. Не жаловалась. Вспоминала Барисби Ильясовича. И жалела только о том, что не могла с ним поделиться. Взять его с собой…
О жалобах и «страдальцах»
Писатель Бунин ехал в поезде с другим писателем. И все жаловался: плохо себя чувствует, дела неважно идут, возраст, нога болит. Ехали они, ехали, а потом спутник Бунина выскочил из купе и закричал оттого, что у него нога страшно заболела. И плохо ему стало. Это неудивительно: научно доказано, что депрессия передаётся и даже программа смерти. И психические заболевания передаются, как зевота. И поэтому зря Бунин обижался на Чехова, что тот ему коротко ответил на восьмистраничное письмо, состоявшее из жалоб и описания сложного душевного состояния. Чехов телеграмму послал: вы, мол, поменьше пейте и жизнь наладится. Бунин обиделся. Надо же. А изливать свои жалобы тяжелобольному человеку он считал совершенно нормальным. Чехов остатки лёгких выплёвывал, а Бунин о своих противоречивых стремлениях ему писал. И о ноге. Хотя у него с ногами ничего страшного не было, судя по биографическим сведениям.
У Чехова есть рассказ «Враги» о враче, у которого умер единственный ребёнок. А пациент ему жалуется, что от него жена сбежала. И возмущен отсутствием сочувствия и нежеланием доктора разделить его страдание. Видимо, после общения с Буниным написан этот рассказ.
Прежде чем изливать душу и рассказывать о страданиях, подумайте о других людях. Мне очень совестно бывает. Не за себя. А за тех, кто громко и горестно рассказывает, что у него иногда голова болит. Или денег мало. Или муж не очень сильно любит. А вдовы и сироты этого «страдальца» утешают. И инвалиды поддерживают. А умирающие – подбадривают. И даже шутят, как вот
