Алекс каким-то образом управлял гравитацией.

Я отчаянно боролся, пытаясь вырваться из его рук. Потом перестал. Мы были уже слишком высоко, если я и не разобьюсь при падении, то добираться к кораблю придётся очень долго.

Так он же, наверное, этого и хочет!

Пробить скафандр ему не удалось, его странная «шпага» была повреждена. Но если сбросить меня подальше от корабля, я уже не доставлю проблем. Алекс крепко обхватил меня, и шпага в свободной руке не могла помочь, мне не изогнуть руки так, как умеют Слуги.

Я повернул голову. Не хотелось смотреть в это спокойное ледяное лицо. Я хотел лишь оценить высоту, но то, что увидел, заставило меня испугаться по-настоящему.

Мы приближались к краю Селены.

Мы неслись над вздыбленным «склоном», бывшей лунной поверхностью, по-прежнему обращённой к Земле.

Алекс не собирался бросать меня на поверхность, куда я мог упасть более-менее плавно.

Он собирался выкинуть меня в «пропасть», в открытый космос. Возможно даже, придав достаточное ускорение, чтобы навсегда превратить в спутник Селены.

Представьте себе исполинский, широченный каменный конус.

Он так огромен, что любая планета была бы счастлива иметь подобный спутник. Высота конуса около двух тысяч километров. Точно посчитать трудно, ибо вершина конуса — раскалённое ядро бывшей Луны. Оно расплылось, будто просочившийся из кондитерского кулька крем, застыло многолучевой звездой, местами уже окаменевшей, покрывшейся серой коркой, местами всё ещё кипящей и светящейся.

Но основание конуса, навечно обращённое к Земле, выглядит вполне обыденно. Мёртвая серая равнина с горами, кратерами, скалами. Всё меняется лишь у боковой границы конуса, где немыслимая сила когда-то вспорола Луну. Полоса шириной более ста метров (астрономы называют её «линией вскрытия») выглажена, будто хорошее шоссе. Там нет ни скал, ни кратеров, всё перемолото и сплавлено в ровную поверхность.

А за линией вскрытия начинается пропасть, уходящая во Вселенную. Боковая поверхность Селены уже далеко не такая ровная. Вначале, конечно, она тоже была гладкой, но несчастный огрызок Луны продолжает жить, его сотрясают селенотрясения, сдвигаются пласты пород, вываливаются глыбы — порой многокилометрового размера, вскрываются подземные полости, которыми Луна буквально напичкана…

И к этому краю сейчас летели два человека. Без всяких видимых движителей. И если один из них, я, был хотя бы в подобии скафандра, при всём его мультяшно-несерьёзном виде, то второй выглядел словно Супермен, парящий в космосе без всяких защитных приспособлений: молодой, красивый, в деловом костюме.

Если такие технологии доступны Слугам, то что же есть у Прежних?

Алекс молчал, глядя мне в глаза.

Лучше бы он что-то говорил!

Ругался, угрожал, проклинал, издевался, высмеивал. Что угодно! Это была бы понятная реакция.

Хоть бы злобно оскалился, усмехнулся, рожу состроил!

А он спокойно смотрел на меня, держал мёртвой хваткой, не давая пошевелиться.

И явно ждал, когда мы перелетим через «линию вскрытия».

Почему Прежние лишали своих Слуг эмоций? Я не сомневался, что это осознанное действие. Нет, конечно, у них остались какие-то чувства, адресованные самим себе — желание жить, властвовать, заниматься сексом, жрать, в конце концов. Но всё, что проецировалось на окружающих, и позитивное, и негативное, было отсечено, словно шестьдесят процентов Луны от Селены.

Наверное, это то, что Прежние считали опасным. И любовь, и ненависть одинаково могут привести к неповиновению. Слуга, который может влюбиться, способен не выполнить приказ. Слуга, который может возненавидеть, тоже способен не подчиняться.

Но всё-таки они чего-то не учли. Если уж эти Слуги затеяли бунт против Прежних, значит, и оставшихся эмоций им хватило.

Жаль, что Алекс, уверенный в победе, не начинает упоённо рассказывать мне, чего они добиваются, как поступает любой злодей в кинофильме.

Впрочем, для того чтобы этой информацией воспользоваться, мне придётся как-то его убить.

Я ещё раз попытался вырваться. Нет, не получалось. Он был немногим меня сильнее, я чувствовал, что в ответ на мои движения Алекс тоже напрягается. Но всё-таки вырваться я не мог. Даже рука, по-прежнему сжимавшая шпагу, была зажата. Нет, если я смогу заставить шпагу сократиться… превратить в кинжал, как делал Слуга, с которым я боролся…

Нет, всё равно ничего не выйдет. Замаха не будет. Я смогу беспомощно потыкать Алекса в спину, работая одной лишь кистью. Что ему лёгкие порезы, если они выживают после огнестрельных ран?

Край Селены всё приближался.

Я сильно мотнул головой. Раз, другой, ударяя Алекса стеклом шлема по лицу. Кажется, мне удалось сломать ему нос, потекла кровь, срываясь крупными каплями на лацканы костюма. Но он даже не моргнул.

Что я делаю не так?

Пытаюсь победить силой — не получается.

Пытаюсь сделать оружие удобнее — тоже не получается.

Но ведь это не просто клинок переменного размера! Это не шпага, которая может стать длиннее или превратиться в кинжал!

Это нечто движущееся, принимающее любую форму… если только отдать правильный приказ…

А у меня это получалось. Тут что-то похожее на общение с Гнездом, только гораздо проще…

Алекс насторожился, видимо, заметил что-то в моём лице. И мы изменили направление полёта, стали стремительно снижаться, приближаясь к краю Селены.

Но в этот момент зажатая в моей руке шпага вздрогнула, потекла к эфесу, сминаясь в металлический ком.

«Убей его», — попросил я.

Металлическая масса, маскировавшаяся под шпагу, словно ждала этого приказа. Я почувствовал, как она вздрогнула, изменяясь. За спиной Алекса возникли два кривых металлических лезвия, похожие на челюсти исполинского жука.

Мне даже не пришлось шевелить пальцами — лезвия сами сошлись, захватывая шею Слуги и мягко, будто секатор — сухую ветку, разрубая шею.

— Мать твою! — завопил я, когда наш полёт прервался.

Мы падали вниз, мёртвое тело Алекса по-прежнему сжимало меня, конвульсивно вздрагивая. Отсечённая голова отставала, летела следом, в голубом воздушном пузыре, мигая и шевеля губами.

Да что ж такое, не многовато ли отсечённых частей тела я навидался за последние сутки?

Отцепившись от обезглавленного Слуги, я повернулся лицом вниз.

Серая безжизненная равнина приближалась.

Я когда-то видел передачу, где рассказывали о силе тяжести на поверхности Селены и Дианы. На Диане вообще был какой-то мизер, а вот на Селене около одной десятой земного притяжения. Неравномерно, ибо Селена, увы, не была шаром. Но пусть даже одна десятая… Сейчас я падал с высоты около сотни метров. Падало и тело Слуги, переставшее управлять гравитацией.