Шрифт:
Закладка:
В какой-то момент он схватил ее за шею и, не мысля никакого зла, сжал ее в попытках остановить раздирающие его душу крики.
Осознание тихо вошло в комнату вместе с давно умершей бабушкой.
– А вот и твое преступление, – сказала она, рассевшись в кресле напротив дяди Витали. – Это за него я тебя наказала. Или не я, не знаю уж, кто. Кто-то поважнее. Я все поняла, когда увидела, как ты на детей смотришь. Мне священник потом еще говорил, что паренек ты порченный и что спасать надо. А как спасать? Только через наказание. Так накажешь заранее, а там, может, и обойдется.
– Так ты поэтому меня бросила здесь, одного, в этом проклятом подъезде?
– А вот, видишь, не обошлось. Не обошлось, милый Виталенька.
– Чтобы наказать за то, чего я даже еще не совершил?
– Совершил. Так или иначе совершил бы. В мыслях ведь сначала все совершается.
– А ты не думала, что если бы ты не прогнала меня как плешивого пса, а любила бы, как любят всех детей, то ничего этого не было бы? Не было бы никакой Мелиссандры?! – голос дяди Витали сорвался на крик.
– Думала, конечно, но не Мелиссандра бы была, так кто-нибудь еще. А так ей все и закончится.
– За что ты так со мной? Чем я так плох? – вопросы его к бабушке становились более бессвязными, выражающими лишь жуткую обиду.
– Ты, Виталик, правильно все сделай сейчас. – Бабушка подошла и погладила его по голове. Единственная ласка за всю его долгую жизнь вызвала в нем такую боль, что он разрыдался так сильно, что перестал видеть бабушку из-за потока слез.
– Что я должен правильно сделать?
– Не чуди. Прими свое наказание до конца. Не пытайся бежать от него.
– Да куда мне бежать. Туда что ли? – Дядя Виталя махнул рукой в сторону подъезда.
Когда дядя Виталя вытер глаза от слез, никакой бабушки в комнате не было. Он был один. И Мелиссандра. Даже мертвая она продолжала быть.
Вечная весна
Когда в квартире дяди Витали нашли убитую Мелиссандру, жизнь обитателей пятого подъезда совершенно преобразилась. Они, всегда считавшие себя отбросами общества, отщепенцами, да просто несчастными и никому не нужными монстрами в человеческом обличье, вдруг поняли, что никакими монстрами они не были. А настоящий монстр скрывался под видом самого приличного из них, человека, которого непонятно как занесло в их жалкий уголок бытия, такого доброго, вежливого и внимательного к ним.
Вот на его-то фоне обитатели пятого и воспрянули духом. Чем они хуже, в самом деле, этого монстра? Если он умудрялся жить так хорошо и при этом убивал детей, то разве они не справятся? Они же никакие не убийцы в отличие от этого, а значит, заслуживают лучшей жизни. В общем, пьянство, драки, сплетни и прочие дурные «привычки» в подъезде пошли на убыль. Даже Адольфович перестал охотиться за котятами.
Жизнь же дяди Витали после того, как он повесился, практически не изменилась. Он по-прежнему рано вставал, варил кофе, читал книги. И все вырезал фигуру девочки, в которой постоянно находил какой-то изъян, ломал ее и начинал свой труд заново. День за днем за окном – голубое небо и щебет птиц, а внутри – пронзительная весенняя тоска.
Вот только весна теперь была по-настоящему вечной.
Ненастоящая мать
Лена уже минут двадцать не могла выбрать подарок для дочери. Она стояла в торговом центре у витрины с детскими товарами, ковыряла лак на ногтях и смотрела так, как будто ее загипнотизировали. Из витрины на нее пялились страшненькие куклы.
– Мама! – кто-то дернул ее за край пальто.
«Как странно, Катю же я с собой не брала», – подумала Лена и обернулась. На уровне ее живота маячила синяя шапка с помпоном и в катышках.
Из-под шапки и исподлобья на нее смотрела незнакомая девочка.
– Мамочка, я тебя нашла, – сказала девочка и обхватила Лену руками.
Женщина осторожно отстранила от себя ребенка и присела так, чтобы быть одного с девочкой роста.
– Ты что, потерялась? – участливо спросила она.
– Я уже нашлась, – ответила девочка.
– Как тебя зовут?
– Алиса.
– Хорошо, Алиса, а меня зовут Лена. А где твоя мама? Ты ее потеряла?
– Ты – моя мама! – с нажимом сказала девочка и снова обхватила Лену руками.
– Послушай, малышка, я не твоя мама. – Лена осторожно попыталась высвободиться из цепких объятий. – Давай мы сейчас пойдем и поищем твою маму. А еще лучше – пойдем к информационной стойке, и они по громкой связи позовут твою маму. И она очень быстро тебя найдет.
– Не найдет.
– Это почему?
– Потому что я уже сама нашла тебя, ма-м-м-мо-чка.
Лене стало как-то не по себе от настойчивости девочки, и она скорее потянула ее к стойке информации.
По торговому центру разнеслось: «Найдена девочка, на вид – шесть лет, одета в оранжевый пуховик и синюю шапку…»
Лена посмотрела на Алису, которую все еще держала за руку, лицо ребенка начало неприятно плаксиво кривиться:
– Мамочка, не бросай меня!
– Я тебе не мама! – не выдержала Лена и выдернула свои пальцы из маленькой ладошки. И тут же почувствовала стыд: ребенок ищет маму, а она психует.
Вместо того, чтобы разреветься, девочка вдруг по-серьезнела и, сосредоточенно глядя на Лену, начала выворачивать карманы.
– Я могу дать тебе фантик, я могу дать тебе два рубля, я могу тебе дать голову Барби, я могу тебе дать вот что еще, – быстро тараторила девочка, протягивая Лене свои дары, – если ты останешься моей мамой.
Лена беспомощно оглянулась по сторонам. Ей хотелось убежать, но она застыла на месте. Девочка с надеждой смотрела на нее.
«А что если ее мама не придет? Что тогда? И что у ребенка за мать такая, от которой она так хочет избавиться?»
– Простите, это моя дочка, – услышала она спасительный голос, – убежала вот от меня.
Лена обернулась, ожидая увидеть какую-то злобную напомаженную тетку с алкогольным амбре, но на нее смотрела женщина, похожая на погрустневшую волшебницу из детских сказок. Престарелую волшебницу.
– Ваша? – Лена испугалась того, как удивленно прозвучал ее голос. Мать девочки, казалось, скорее годится ей в бабушки. – Простите, – тут же добавила Лена.
– Ничего. Я привыкла, – ответила женщина и протянула руку, чтобы погладить девочку по голове.
– Я не твоя дочка! – неожиданно взвизгнула девочка и ударила по большой руке, тянувшейся к ней. – Это моя мама! – Она указала маленьким пальцем
