— Здоровыми у нас осталось 429 человек, — итожил Набоков вечером. — Более двухсот раненых и триста погибших. И пятьсот наших в Улан-Удэ. Живы они? Или тоже в засаду угодили? Из четырнадцати составов здесь осталось восемь, пять из них повреждены. Разгром, что тут скажешь. Не меньше месяца — двух придётся в себя приходить, восстанавливать технику, ждать, когда люди поправятся. Кто же это был? Абаканцы, красноярцы, тувинцы или кто-то ещё? Надо круговую оборону занимать. Как бы зимовать здесь не пришлось. Ладно, сейчас главное, наших из Улан-Удэ вытащить.

— Я послал шесть разведгрупп осмотреть место боя, — начальник штаба Меньшиков провёл ладонями по щекам и откинув голову назад, устало выдохнул. — Пройдут до Мурино. Останутся в секретах. Вокруг стоянки выставлены посты.

— Иона, что с вертолётами? — повернулся к Заббарову Набоков. — Если не сегодня, то завтра с рассветом надо отправить хоть один в Улан-Удэ.

— Сделаем, — коротко ответил «вертолётный царь». — Ночи сейчас короткие, экипажи я отправил отдыхать, но к утру и «Ястреб» и «Юнкерс» будут готовы. Уже сняты с платформ, идёт сборка. Потом займёмся «Вороном» и «Центавром».

Раненых устроили в бывшей слюдянкинской больнице. Её трёхэтажное здание со следами синей краски на стенах находилось рядом со станцией. Во время месячной стоянки больницу немного отремонтировали, поэтому минимальные удобства у раненых были. Уцелевшие врачи сбивались с ног, занимаясь десятками тяжёлых ранений и повреждений. Было плохо и потому, что почти все лекарства и препараты сгорели в «Таблетке». Довольствовались тем, что собрали аптечки из всех вагонов каждого поезда и вытряхнули из них всё, что могло пригодиться.

По приказу Набокова постами перекрыли все возможные подходы к станции. На сопках у Слюдянки выставили наблюдателей.

Командиры обсуждали, что делать дальше. Склонились к мнению, что необходимо выяснить силы и возможности неизвестного противника. И узнать, кто это!!!

— Если это небольшая группировка, — начальник штаба Меньшиков посмотрел в глаза Набокову. — То мы с ней справимся и пройдём дальше, восстановив пути, тем более, что тщательность здесь не нужна. Поезда по-прежнему стоят на воздухе. Неизвестные существа ещё не покинули нас. Если же дорога окажется непроходимой из-за сопротивления противника, надо пробовать обход по БАМу, через Братск. С предварительной разведкой, конечно. Сейчас предлагаю создать здесь укреплённый лагерь, доставить пригодное вооружение с разбитых поездов, восстанавливать силы. Если же пройти на восток не удастся, вернуться обратно на Урал.

— Я думаю, что нашим в Улан-Удэ надо сообщить о возможности прохода к нам по БАМу, — прохрипел контуженный в шею комброн «Фантомаса» Адам Зейдлиц. — Будем надеяться, что противник не атакует их сегодня ночью.

— Всё ясно, командиры, — Набоков осмотрел присутствующих. — Принимаю решение. Распыляться не будем. Все остаёмся пока здесь. Ведём усиленную разведку, пешую и воздушную. Чиним пути. Если их не удастся восстановить в случае активного сопротивления противника, идём на БАМ. Завтра, кровь из носу, вертолётчики должны найти наших в Улан-Удэ. Пусть разведают ситуацию со своей стороны. Избегать столкновений, беречь людей! Если соединиться не получится здесь, тоже пусть прорываются на БАМ. Стрелков достаточно для охраны? — обратился он к начальнику штаба. — Если не хватит, командирам поездов выделить людей. Освободить от нарядов медиков, механиков, артиллеристов, пилотов. И ещё. Сергей, — он глянул на Меньшикова. — Возьми людей, надо могилы копать, — начальник штаба кивнул. Руслан потёр подбородок, помолчал секунду, поднял голову и спросил: — Вопросы?

Все промолчали, Руслан встал, за ним поднялись остальные и разошлись по своим эшелонам. Забот сегодня хватало у всех. Такого разгрома бывалые бойцы конвоя не испытывали давно. Надо было ободрить подчинённых и позаботиться о раненых, приготовлении пищи, обеспечении боеприпасами и заняться прочими военными делами. И рыть могилы, последний окоп для погибших товарищей.

После полуночи, Львова, как-то незаметно и даже естественно обосновавшаяся в вагоне Набокова, сообщила ему, забежавшему за табаком, сногсшибательную новость.

— Ты читал отчёт о первой беседе с Данияром, шаманом Батырбая? — спросила она.

— Вот была ты нормальным контрразведчиком, и вопросы задавала нормально, — Руслан усмехнулся. — А сейчас сразу видно, женщина домашняя. Начала нудить, читал, не читал. Знаешь ведь, что читал! Говори, что хотела, быстро только. Даже не говори, а докладывай!

Татьяна Сергеевна вздёрнулась, хотела сдерзить в ответ, но сдержалась. Набоков сразу её предупредил, что если возникнет хоть тень скандала или выяснения отношений, вылетит моментом, раз, распрощается с контрразведкой, два, и отправится домой, три.

— Короче, Рустик, — Львова улыбнулась. — Данияр тогда заявил, что у Манжуры нет души. К этому. Когда вернулись «Фантомасы», возившие Батырбая в Казань, и мы двинулись из Омска, мне передали почту. Разобрать я её не успела до конца. Потом не до этого было. Забыла. В общем, сегодня утром, когда только вышли из Слюдянки, я вскрыла пакет от моего казанского начальника.

Женщина вздохнула и нерешительно посмотрела на Руслана.

— Не раздражай меня, — усмехнулся он. — Мне что, угадывать надо содержимое пакета? Не хочешь, не говори, я пошёл, у меня дела.

— Нет, нет, — Львова схватила его за рукав брезентовой, прожженной на плече куртки. — Дело в том, что Манжура не человек, а создание викингов.

Набоков оторопело посмотрел на неё. Но привыкнув ничему не удивляться, он положил руки на плечи Татьяны и усадил её на диван.

— Говори, — потребовал он.

В пакете, так поздно вскрытым Львовой, была информация о создании в лондонских лабораториях существ, идентичных людям с помощью объёмного принтера. Руслан тут же взял сообщение и прочёл.

— Думаешь, он этот, витапринт? — сморщившись, спросил он.

— Да, — ответила Львова. — И сегодня без него не обошлось. Это предположение, но оно верно на девяносто процентов. Его поведение об этом говорит. Равнодушие, желание быть одному, незнание своего прошлого. А в то, что его контузили чуды-юды, я не верю.

— А где он?

— Манжура с лошадьми в «Чёрном Быке» в Улан-Удэ. Данияр за ним присматривает.

Набоков как-то криво сел на диван, свесив руки с зажатой в пальцах бумагой. Усталость, гнев, ярость, злость от сегодняшнего разгрома забушевали в нём. Надо успокоиться, Руслан знал себя. Перетерпеть эмоции, не пороть горячку. Он отвечает за людей. Три сотни которых погибли