Отправили по разным лагерям.

Никогда б не подумал, что голос у Сашки Чаплыгина такой светлый и чистый. Судя по тексту, песня была дореволюционной. В ней присутствовали купцы, стало быть, спекулянты, насчёт грабежа которых совесть не возражала. Ещё в ней была какая-то глубинная энергетика, которая заряжала и слушателей, и певца. Заканчивалась она грустно:

А в лагерях, ребята —

Гоп стоп, не вертухайся —

Дадут тебе лопату и кирку.

А если вертухнёшься,

Домой ты не вернёшься

И будешь проклинать свою судьбу.

— Вот это про жизнь! — сказал кто-то из пацанов, когда певец замолчал.

Я ничего не ответил. Слишком много всего навалилось на меня в этот день открытых дверей.

Глава 6

Глава 6. «Знать» — это еще не «уметь»

За мной приехала мамка. Привезла школьный костюм, синюю выглаженную рубашку, сандалии и носки. Пока я переодевался, всё торопила: скорей, да скорей! Наверно, куда-то опаздывала. Пижаму я стопкой сложил на кровати, поверх одеяла, а сверху оставил свою форменную фуражку. Пусть остаётся преемнику.

Пацаны откровенно завидовали, особенно мелкие Вовчики. А Чапы в палате не было. Его после завтрака опять увезли куда-то на процедуры. Прощаясь, Чаплыгин сказал:

— Наверное, больше не свидимся. А если свидимся, буду рад.

Приятно удивил Ваня Деев: вынул из тумбочки связанную им сетку авоську и протянул мне:

— На! — сказал. — Когда ты себе ещё свяжешь? А так… будет тебе память о нас.

Подарок пришёлся как нельзя кстати. Я в него положил пустые полулитровые банки. Стеклянная тара у бабушки всегда на учёте.

В костюмчике было жарко. Мамка взяла меня за руку и вела за собой до самой автобусной остановки, на ходу успевая задать кучу ненужных вопросов: как себя чувствую, не болит ли живот, что ел и т.д. и т.п. Я отвечал односложно, чтобы не сбить дыхалку.

Сели на «единичку», идущую в сторону центра. Пахло в салоне бензином и потом. Со свободным пространством в автобусах марки «ЛиАЗ» всегда было туго. Люди «давили сало» до самой конечной. Многовато сидячих мест и узкий проход между креслами.

— Граждане, передняя площадочка, передавайте на билетики! — Мне иногда казалось, что кондукторы это кричат даже во сне…

Я думал, мы едем домой. Настолько в это уверовал, что выбрал свободное место возле окна и начал к нему пробираться. Но в этот момент мамка схватила меня за плечо, шепнула «выходим здесь» и потащила к выходу.

Бедный Витёк, думал я, истекая потом, вот уже кто все глаза проглядел, меня дожидаючи!

Со стороны КБО, возле пункта заправки шариковых авторучек, продавали мороженое. Здесь, к своему удивлению, я увидел Ивана Кирилловича. Ещё сильней удивился, когда он меня окликнул:

— Саша Денисов! С выздоровлением!

На оживлённой улице только мы двое были сейчас в пиджаках. И надо ж, столкнулись!

— Здравствуйте! — обрадовался и я. — Знакомьтесь, это моя мама, Надежда Степановна.

— Очень приятно! Главный редактор «Ленинского знамени» Клочко. Мне нужно серьёзно с вами поговорить.

Взрослые обменялись приветствиями, и отошли в сторону, чтоб не мешать пешеходам. Кириллович, как я и предполагал, принялся втюхивать про мой стихотворческий дар, который нужно лелеять и всячески развивать.

Это для мамки стало настоящим открытием. Она знала, что её младшенький не обделён способностями. Может спеть, сочинение написать. А если поручат стенгазету нарисовать, будет корпеть до утра, пока не сделает так, чтобы нравилось самому. Но на предмет стихов? Выучить наизусть это запросто, но чтоб сочинить самому? — В этом таланте до сих пор не был замечен.

Стою я, забыв о жаре, и душу переполняет предчувствие чего-то значимого, которое счастьем назвать, — всё равно, что унизить, настолько оно выше. Детство это когда ты мечтаешь о будущем, а не вспоминаешь о прошлом. Неужели оно возвращается? Чем для меня закончится разговор? — а ничем. Мамка глянула на часы:

— Вы, — говорит, — извините, но мне сейчас очень некогда. Через пятнадцать минут нужно быть в РАЙОНО.

Думала, отвязалась, да только не на того нарвалась:

— А давайте я вас провожу? По дороге договорим.

Мамка вообще-то с незнакомыми мужиками рядом не ходит. И Кириллович по сравнению с ней сопляк сопляком. Это я о возрасте, если что. Но порода, куда от неё? Всем вышел главный редактор: и умом, и внешностью, и одеждой. «Знак Союз журналистов СССР» на лацкане пиджака. Да и сам он такой по рабочему озабоченный, что как тут не согласиться?

К новому старому облику нашего города я постепенно привык и вёл себя в нём, как старожил. Немного отстал, стянул пиджачок, повесил его на изгиб локтя, чтоб замаскировать авоську с пустыми банками, рубашку до пупа расстегнул. Хорошо! Знаю, что мамка с Иваном Кирилловичем не обернутся. Не до меня им. Рядом горком, райком. Через каждые два шага солидные люди перед Кириллычем шляпы приподнимают, а с мамкой раскланиваются. Только успевай отвечать.

Такое оно, сердце Лабинска. Где ещё можно встретить столько знакомых, если не здесь? Разве что в школе?

По сравнению с тем, что будет, Красная — невзрачная улица. У кинотеатра «Родина» частный жилой дом. Ставни распахнуты. Всё что внутри, укрыто за плотными занавесками. Здесь, от райкома до парка, много ещё старинных казачьих хат, где, не сходя с крылечка, хозяева могли поприветствовать первомайскую демонстрацию.

Собственников не щемили, не переселяли с престижных мест. Чай тоталитаризм, не какая-то сраная демократия.

В общем, только обилие лозунгов говорило о том, что это у нас центр города. «Планы партии — планы народа» — огромные полые буквы, казалось, навечно закреплены над крышей райкома ВЛКСМ. «50 лет власти Советов!» — напоминало с фасада кинотеатра.

О чём говорили взрослые я, честно сказать, не подслушивал. Не то чтоб не интересно. Просто догадывался, что главный редактор от меня не отвянет, пока я ему не