Шрифт:
Закладка:
В нос тут же ударил сильный запах табака, алкоголя и отрыжки какого-то пьянчуги. Последнее, к слову, даже терпеть не стал. На лбу молодого человека в строгом костюме отпечаталось изображение моего кольца. За свинство, так сказать. Он и слова против промямлить не успел, как его утащила охрана, а я двинулся дальше.
На удивление, найти Катю сразу не смог, хоть меня не было всего-то чуть больше часа. Да и вообще! Здешние отдыхающие совершенно не подходили ей по статусу.
Слишком вызывающе наряженные юные девицы с роскошными ожерельями на шеях танцевали то, что в моем мире называлось не иначе, как стриптизом. Элегантно двигая бёдрами и облизывая рюмки, они вливали в глотку их содержимое.
Молодые люди, изредка мелькавшие среди стариков, сидящих на больших кожаных диванах, тоже походили на «богачей». Я бы сказал — золотую молодёжь.
Наглые, борзые, просящие своими смазливыми лицами п*здюлей. Коих, впрочем, один из них и получил, когда рыгнул мне в лицо.
Минуя барную стойку, наткнулся глазами на столик к дальнем углу, где сидели знакомые мне девицы.
— На ловца и зверь бежит, — криво усмехнулся я и, маневрируя между полуголыми танцовщицами, двинул в их сторону.
Заметили они меня почти сразу. Только вот вместо улыбок, которыми барышни одаривали меня при первой встрече, меня встретили угрюмые и даже испуганные лица.
— Добрый вечер, — я уселся рядом без приглашения. — Пожалуй, давайте приступим к делу.
— Ваша подруга уже подходила к нам с этими вопросами, — промямлила одна из Скарабейниковых. — Мы ей все сказали и даже вернули деньги! Прошу вас, покиньте наше общество!
— Деньги отдали? — улыбнулся я. — Разве?
— Ещё утром! — утвердительно закивала головой одна из девиц. — Даже процент маленький взяли по доброте душевной!
— Вранье, — отрезал я. — Пытались перепродать макры Рудику?
Они и слова не проронили. Нервно заёрзали на стульях, но ничего говорить не собирались. А я же, наоборот, начал закипать.
Это же надо так нагло в глаза врать? Думают, я настолько простофиля? Или такой же тупой, как и Катя⁈ Ну уж нет.
Одна из Скарабейниковых попыталась было встать с места под предлогом попудрить носик. Я её остановил: ухватил мерзавку за руку, на которой блестели украшения, причём поддельные, и силком усадил обратно.
Попытку возмутиться тут же прервал:
— Мадам, — я сощурился, — сядь и сиди, пока я не позволю уйти!
— Ты что это себе позволяешь? — нахохлилась вторая. — Выскочка! А ну-ка пшёл вон отсюда.
Мой напор дал свои плоды. Девушки вжали головы в плечи, опять же, замолкли и принялись покорно ждать, чего же я такого им сообщу. А сообщить мне было что.
Когда я сказал, что Рудик передал им огромный пламенный привет, они только улыбнулись. Когда укорил, как некрасиво девицы поступили с его партнёром, то есть со мной, испуганно сжались. А когда предупредил, что блондинка, которую они кинули, дочь Монеткина, и он их вы*бет и высушит, если узнает, заплакали.
Что-что, а женских слёз я терпеть не мог. Не из-за того, что они мерзкие и отвратительные, а из-за того, что рядом с плачущей женщиной чувствовал себя беспомощным.
Мои макры, точнее, макры Кати, Скарабейниковы вывалили на стол. Ещё, правда, положили сверху небольшую стопку купюр, как плату за неудавшуюся попытку нас надуть. А затем чуть ли не пулей кинулись прочь, когда я пересчитал макры и разрешил им отсюда свалить.
— Ну-с, дело сделано! — сказал сам себе, сгребая «добычу» в сумку. — Осталось только…
Даже договорить не успел, когда на горизонте началась потасовка.
Дама лёгкого поведения, щеголявшая в одних трусах, поставила какого-то старика на колени и со всей дури била ему по…
— Ай-ай-ай… — я невольно скривился, представляя, насколько это больно.
Но… Эта больная головой молодёжь — наоборот! — оживилась. Заулюлюкала, глядя на подобное представление, и собралась вокруг, чтобы полюбоваться настоящим доминантным представлением.
М-да, мне такое чуждо.
Встал, задвинул за собой стул и направился в сторону бара, где наконец заприметил одну блондинистую красавицу.
Монеткина грустно копалась соломинкой в своём коктейле, о чем-то думая… Ага, как же, думала она. Мозгов-то ни-ни.
И я почти успел дойти, как передо мной выскочил местный абориген с пышными, кустистыми бровями. Он же и облокотился на стойку, подкатывая к Кате самым идиотским способом.
— Вашэй моме зять не нужэн? — поинтересовался он, коверкая слова.
Монеткина-то смущённо заулыбалась. Но не оттого, что сказал этот представитель меньшинств, а оттого, что увидела меня. Правда, абориген принял улыбку на свой счёт. И продолжил перебирать всевозможные крылатые фразы родной диаспоры.
— Я канешна нэ стул, но на моем лицэ… ай! — взвизгнул он, когда я схватил его за ухо и оттянул в сторону. — Ишак, ты что делаешь⁈
— Зачем ты так о своём священном животном? — искренне удивился я, поворачивая аборигена к себе спиной. — Если бы твой отец не чпокнул этого представителя… фауны, ты бы и на свет не выполз. Брысь отсюда.
И пинком отправил придурка в толпу таких же. А сам замер около Кати, что увлечённо принялась копаться в своей сумке.
— Я тут встретил Скарабейниковых…
Девушка меня не слушала. Она отбросила соломинку, ухватила меня за руку и потянула на себя.
— Ты чего? — непонимающе спросил я, поднимая взгляд от сумки к лицу Монеткиной. А её глаза ох как горели!
— Я тоже видела их… Сказали, — она положила мою руку себе на грудь, — что завтра все отдадут!
— Уже отдали, — буркнул я, убирая ладонь. — Кинуть они тебя хотели, причём нагло. Так что вот…
Я протянул ей макры, которые она сама же положила моей рукой в сумку.
— Потом, Вовочка, потом…
Больше она ничего не сказала. Просто вытащила из сумки мою руку, прижалась ко мне и вернула ладонь на другое место. Не менее упругое, чем её грудь.
— А я долго тебя ждала. Некрасиво заставлять девушку ждать…
Я с удивлением обнаружил, что на её лбу нет и намёка на синяк, оставленный моим коленом. Катерина тем временем повела меня за собой. Куда-то подальше от барной стойки и шумной толпы.
Затащила, конечно, понятно куда. В местный туалет. Открыла кабинку, потянула следом и начала быстро расстёгивать мои брюки, пытаясь с ходу ухватиться за достоинство.
— Я привыкла всё доводить до конца! — улыбаясь,
