Он шумно чирикал, устроил настоящий грай, но ему это не помогло.

Казалось, он просил о помощи и не понимал, в какую клетку он попал.

Любе стало жаль птицу и даже как-то страшно за нее.

Паника от щегла перелетела в нее, и она стала быстро думать, как помочь. Ничего не придумывалось и не помогалось.

Щегол продолжал верещать. Видно он был подлётышем и мало еще разбирался в каменных застройках. Плохо ориентировался в них. Ему было не осилить высоту пятиэтажного узкого дома, чтобы вылететь на свободу.

На крик и громкий щебет щегла вышел дворник из дворницкой. Из подвала вылезла красавица кошка, трехцветная и ничья. Хоть и пушистая, и хвостом важна. Она тоже внимательно отсматривала птичку, которая совсем уж уставшая, опустилась на асфальт возле плюща.

Люба топнула ногой, спугнула кошку, и спросила у дворника:

— Как ему улететь, этому щеглу? Надо бы помочь.

Дворник только пожал плечами.

— Сам улетит, если не дурак совсем. Вон же оно, небо! — он стукнул метлой по трубе.

Щегол от этого звука взмыл вверх и от страха перед этим грохотом долетел до крыши.

Люба обрадовалась. С крыши щегол сможет наверняка перелететь дом этот и долетит до ближайшего парка.

Она все еще слушала громкий щебет птицы, который раздавался уже сверху, и не так громко.

Люба не стала ждать конца этой истории и пошла по своим делам.

Однако пока она ходила по этим своим делам, из ее ушей не исчезал испуганный крик щегла. И она почувствовала весь ужас птички, которая одна, без всяких сородичей, оказалась в каменной западне чуждого ей мира.

Любе хорошо было знакомо это чувство одиночества, непонимания и покинутости. Иногда в кошмарном сне, она вот так ходила по улицам чужого города, навстречу вроде и шли люди, но все мимо, мимо. Она не могла вспомнить ни адреса, ни номера телефона. И никто ее не узнавал, и никому она не была знакома, и не нужна. Выход был один — вынырнуть из этого ужаса брошенности — проснуться! Как к небу этому щегленку взлететь. И почувствовать радость жизни и простора в ней.

Любе вдруг страшно стало возвращаться домой. Вдруг она опять услышит там во дворе беспомощный писк потерявшего в своей жизни ориентиры — щегла?

Но во дворе было тихо. Она даже постояла немного, прислушалась, не раздастся ли птичий крик о помощи. Но во дворе была тишина. Мяукнула только кошка, подошедшая к Любе за едой. Люба всегда несла для нее сосиску из магазина.

Люба подозрительно посмотрела на облизывающуюся кошку.

— Ты птаха не видела, надеюсь.

Люба внимательно огляделась. Но следов возможного кошкиного преступления не наблюдалось.

Еще раз порадовавшись за долетевшего к небу щегла, Люба почувствовала необыкновенную, странную связь между тем, что пережил маленький щегол, весь ужас и страх его положения, со своим давнишним и никак не привычным чувством страха перед покинутостью своей и отдельностью. И она не только в кошмарных снах. Просто в них их эффектность усугубляется. И не всегда получается проснуться. Как получилось у щегла перелететь высоченную для него крышу.

И она порадовалась за птичку. И опять подумала хоть о какой-то возможности высадить в темном этом дворе цветы. Может, что-нибудь из неприхотливых. Она решила посмотреть в интернете.

Но прежде, чем открыть ноутбук, она еще раз спустилась во двор. Убедиться, что там тихо и заодно полить немного чахлый плющ.

И еще, она подумала о дворнике. Как у него все ловко, просто. Метла — всегда под рукой.

Золотистая тетрадь,

16 июля 2022

Центр тяжести

Если бы Катерина была бы психотерапевтом, она бы своим больным рекомендовала не лениться и смотреть на звезды. Выходить на улицу в ясную погоду и созерцать красоту ночного неба в неограниченном количестве.

Это открытие она приобрела еще в ранней своей молодости, когда однажды ее сильно обидел мальчик из соседнего двора, она сидела долго вечером на заледеневшей холодной скамейке и плакала, и не хотела идти домой, боялась встретиться с обидчиком случайно. Она тихо всхлипывала и никак не могла успокоиться. Пока взгляд её не коснулся темного бездонного неба. И там она обнаружила всю невероятную загадочность звезд и улыбнулась тихому их мерцанию. Их было очень много, ярких и не очень, и вообще — они манили к себе своей бриллиантовой изысканностью и загадочной нездешностью.

Катя тогда быстро перестала плакать, ей показались страдания и обиды её такими карликовыми и глупыми на фоне этой вселенской красоты, что она робко помахала этому новому сильному небесному впечатлению рукой. Сняв при этом почему-то варежку. Она знала, что её надо снять, как шляпу.

С тех пор много раз Катя в своей жизни бегала по ночам на улицу общаться со звездным небом. И груз тяжестей, обид и неприятностей тут же исчезал. И всякий такой ночной визит очень успокаивал её своей значительностью и высотой.

Но Катя не работала психотерапевтом, и поэтому ей некому было давать советы. И она в одиночку пользовалась своим открытием. И надо сказать, отлично пользовалась, ей удавалось прорываться к этому странному изысканному звездному утешению в своих примитивных людских страстишках.

Катя жила в городе, где летом наступали белые ночи. Белые, значит светлые и без звезд. И Катя от этого была в непременной грусти и мрачном настроении. Она не любила белые ночи. По ночам ей не к кому было пойти. Разве что к веселым туристам, которые приезжали в город специально, чтобы узреть эти самые белые ночи. Везде не было тишины, ни на улицах, ни на воде. Только веселье и шум. А в небе — оброненные нечаянно или нарочно, бездарные надувные шарики болтались гроздьями и по одному. В эти ночи Катя держала себя на карантине, не выходила на улицу, чтобы не заразиться пошлостью, от гуляльников, которые без устали фотографировались, благо светло и все в резкости, без дополнительного освещения.

Катя жила на карантине и считала дни до августа, когда она снова может пойти на свою встречу с вечностью, и отпадут от нее налипшие злые отношения с невесткой и её неприязни к ней.

Она старалась не думать о сложных своих отношениях с семьей сына. Она старалась реже бывать в их доме. Но тоску по сыну, она не могла терпеть, и шла, а потом была обязательно какая-то липкая