– Хорош тебе, – поморщился парень. – А то я не знаю, кто ты. Весь город шумит, а Гриб хочет вместе. И все пополам. Ребята у тебя лихие. Уважает он тебя. Но и у него есть толковые бойцы. Вишь, тебя-то выследили.

Парень тихо хихикнул, довольный своей фразой, полагая, что впечатлил собеседника. Буторин медленно отпил несколько глотков сока, вытер тыльной стороной руки рот и спросил:

– А как Гриб узнает, что ты мне привет передал? Милиция скоро приедет сюда, а ты уже мертвый лежишь на полу. И дырка у тебя в печени. Вот досада, правда?

– Ты чего! – откровенно испугался парень. – Гриб мира хочет. Он хочет вместе, а ты сразу угрожаешь. Чего я тебе сделал?

– Ничего, – пожал Буторин плечами. – Ни плохого, ни хорошего. Таскаешься за мной по улице, а я этого не люблю.

– Я тоже чего, может, не люблю, да молчу, – начал было парень и осекся.

– Ты, значит, меня с собой ровняешь, шкет? Значит, так, передашь Грибу, что я согласен встретиться. Но, если будут фокусы, будет много крови, и тогда я уже ни с кем в городе разговаривать не буду. Понял? Это первое. Второе – пусть он ко мне таких недоумков, как ты, не присылает. Буду отрезать языки и ему присылать. Болтун и трепло ты. Когда Гриба увидишь, когда передаешь ему о нашем разговоре?

– Позвонить велел с почтамта, – пробурчал парень с недовольным видом, что его так уели за его несостоятельность и неопытность.

– Тебя как зовут, паря? – усмехнулся Буторин, допивая сок.

– Леха, – снова буркнул щекастый. – Леха Машной.

– Ну, дуй звонить, Леха. Скажешь, что встречаемся здесь завтра в это же время.

Парень кивнул, поставил стакан с недопитым соком на прилавок и вышел из магазина. Буторин прекрасно понимал, что никто звонка ждать не будет. Глупо так рисковать. Ведь номеров в городе не так много, и узнать по номеру адрес абонента пара пустяков для сотрудников уголовного розыска и тем более НКВД. Гриб не дурак, он очень осторожен. Скорее всего, посыльный Леху в почтамте встретит, а может, и сам Гриб. И, когда продавщица отвернулась, Буторин присел, скрываясь за прилавком, и прошмыгнул в коридорчик, который вел ко второму выходу. Он намеревался проследить за Лехой, узнать, с кем тот встретится. А уж если тот и правда станет звонить по телефону, то иметь с парнем дел будет никак нельзя. Видать, кто-то в уголовном розыске обошел Карева и вышел на след «банды Седого».

Буторин вышел из переулка, когда Леха миновал перекресток и, беспрестанно озираясь по сторонам, двинулся по улице направо. Он и правда шел в сторону почтамта. Виктор перешел на противоположную сторону улицы и двинулся в том же направлении, что и Леха. Людей было хоть и немного, но вдруг пошел снег, и прохожие засуетились, подняли воротники. «Да, не праздничная обстановка, – с грустью подумал Буторин. – Сейчас ведь самое время нести домой елку, забежать в гастроном за подарками и конфетами для детей и близких. И ведь так было. Совсем недавно… до войны. Как изменился весь мир, он, как от удара топора, кровавого топора, разделился на время “до” войны и “после”. Да, мирное время наступит, только не все мы до него доживем. А те, кто доживет, уже никогда не будут прежними. Мир изменился, изменимся и мы. Мы будем праздновать Новый год, будем любить и радоваться жизни, просто… мы станем другими. Послевоенными…»

Впереди появился милиционер. Он шел навстречу Лехе, и парень откровенно запаниковал. Он сбавил шаг, закрутил головой, явно подумывая, куда бы свернуть, спрятаться. Зайти в магазин, а если милиционер его заметил и войдет туда следом, повернуть назад? Нет, догонит. И ведь совсем непонятно, мучительно и тоскливо непонятно, что делать ему в такой ситуации. И тут парню повезло. Милиционер свернул к двери гастронома и вошел туда. Лешка тут же бросился к проезжей части, чтобы перебежать на другую сторону дороги. Буторин ругнулся, вытаращив глаза, и замер на месте. Нет!

Грузовичок с разболтанными, дребезжащими бортами кузова не сбавил скорости. Или не заметил метнувшегося под колеса человека, или тормоза не сработали на укатанном снегу. Кто-то вскрикнул, громко взвизгнула женщина, а потом только глухой удар. Машина вильнула и, не сбавляя скорости, понеслась по улице и на перекрестке свернула, исчезла из вида, а к безжизненному темному телу на снегу стали сбегаться люди. Буторин тоже подошел, глубоко засунув руки в карманы. Ему и без осмотра было видно, что человек мертв. Какая-то женщина в черных ботиках и шапке-менингитке требовательно велела всем расступиться, заявив, что она доктор. Она присела на корточки, стала искать пульс на руке распростертого человека, потом расстегнула ему пальто и стала искать пульс на шее.

– Что здесь такое, товарищи! – решительно раздвинув собравшихся людей плечом, к телу подошел тот самый милиционер.

– Машина сбила, – пояснила женщина, поднимаясь. – Только что. Насмерть.

Милиционер деловито стал записывать свидетелей происшествия, и Буторин медленно попятился, чтобы не попасть в список свидетелей. Он слышал, как кто-то называл номер машины и даже ее приметы. Какой-то скол на правом борту. Хорошо. Очень хорошо, что толковый милиционер вовремя появился. И свидетели есть. Значит, о машине мы узнаем все очень скоро. Ну и личность этого парня нам милиция поможет установить. Но вот встречи с Грибом уже не будет. Идти на почтамт, походить там, чтобы меня узнал, заметил Гриб? Или тот человек, который там Леху ждал? А если не ждал, если это вранье? Нет, не стоит там появляться. Надо будет, снова найдут возможность со мной увидеться.

Глава 8

Вечером Сосновский и Коган, меняясь и умело прячась на неосвещенных улицах и в переулках, дошли все же следом за Лехой Машным до нужного дома. Они решили, что парня брать сейчас не нужно. Да и затягивать с операцией не имело смысла. Докладывать Буторину и Шелестову, что этот уголовник каждый день кому-то носит сюда еду? Да еще по показаниям содержательницы притона, здесь может прятаться сам Гриб или его люди. Нет, надо действовать самим, применительно к обстановке, которую следовало изучить.

Парень вышел из дома с пустым мешком и двинулся назад по улице. Сосновский показал пальцем на дом и тихо прошептал:

– А ведь Леха к дому подошел свободно, не таясь. Значит, не охраняют они его снаружи, иначе был бы какой-то сигнал, что я свой. В такую погоду и своего не различить, и чужого за своего принять можно.

– Есть такой резон, –