Шрифт:
Закладка:
Женщина осторожно нажала на мобильнике кнопку отключения и удовлетворенно улыбнулась. Не зря она долгое время присматривала за этой ячейкой. Другая на ее месте давно бы выбросила тот номер телефона, который ей дал один человек, но у нее хватило выдержки и терпения. И вот теперь ее труды будут вознаграждены.
Я стояла, закрыв глаза и гадала, что же такое может быть в той ячейке. Наконец сообразила, что если за мной наблюдают сотрудники банка, то, по меньшей мере, сильно удивятся такому поведению. А я и так здесь на птичьих правах, так что пора перестать валять дурака и заняться тем, ради чего сюда пришла.
Я взяла себя в руки и открыла глаза, чтобы увидеть содержимое ячейки.
Ящик был почти пуст. Единственное, что в нем лежало, – цветной проспект какой-то турфирмы, вроде тех буклетов, которые утром я вытащила из почтового ящика.
Моему разочарованию не было границ.
На всякий случай я вытащила буклет из ячейки, проверила, нет ли под ним чего-то более ценного, но там ничего не было.
Машинально сунув бесполезный буклет в сумку, я задвинула ячейку на прежнее место, закрыла ее на ключ и пошла к выходу, раздумывая над результатом своей авантюры.
Вернее, результата-то как раз и не было.
Впрочем, наверное, так и должно быть – ведь я сама думала, что Лидия не стала бы ждать так долго, не стала бы сидеть на этих деньгах, как собака на сене…
Вот она и не стала. Уже давно забрала свои деньги или то, во что она их обратила, и уехала в теплые края. А всем своим конкурентам оставила издевательское послание в виде буклета турфирмы – мол, ищи ветра в поле, а иголку в стоге сена…
Да, но почему ключ от этой ячейки все это время продолжал лежать в ателье «Золотые руки»? И как она получила содержимое ячейки, не имея этого ключа? Ответов на эти вопросы у меня не было, я могла только гадать. На картах, на ромашке, на кофейной гуще, на чем угодно! Единственное, что пришло мне в голову: и ячейка, и ключ в кофемолке – это только ложный след, специально придуманный, чтобы сбить со следа конкурентов. Скажем, того же Арсения Лугового… Может быть, слишком сложно, но никакого другого разумного объяснения у меня не было.
Что ж, приходилось признать: Лидия – баба умная, раз уж сумела увести девяносто миллионов и остаться безнаказанной, и если она что-то делала, то неспроста. Так или иначе, денег я не нашла, так что пора убираться отсюда.
Охранник что-то мне сказал, я ему машинально кивнула и вышла из хранилища, а потом и из банка. Голова моя была занята безрадостными мыслями: я с удивлением поняла, что всерьез рассчитывала найти в ячейке деньги. Вот уж глупость так глупость! При моей-то невезучести и заурядности!
Я медленно шла по улице, как вдруг рядом со мной остановилась машина, дверцы ее распахнулись, из машины выскочили двое незнакомых мужчин и втолкнули меня на заднее сиденье. Я пыталась сопротивляться, отбивалась руками и ногами, пыталась кричать, звать на помощь, но меня крепко обхватили сильные мужские руки, к лицу поднесли салфетку, смоченную резко пахнущей жидкостью, – и в глазах потемнело, а в следующую секунду я потеряла сознание.
Стемнело быстро, как всегда в южных краях. Только что вечернее солнце заливало дома, улицы и сады Вавилона – и вот уже на великий город опустилась тьма, а в небе вспыхнули неисчислимые мириады звезд.
В этой тьме по узкой улице недалеко от храма Великого Отца пробирались три человека в длинных черных одеяниях храмовых служителей. Один из них заметно превосходил своих спутников ростом, да и держался он с врожденным достоинством знатного человека.
Когда поздние путники свернули в узкий переулок, на пути у них возникли несколько человек самого подозрительного вида. Одеты они были в лохмотья и выглядели как настоящие нищие – один опирался на костыль, лицо другого было скрыто грязной повязкой, однако под нищенскими лохмотьями можно было заметить дорогие доспехи, а в руках у главного виднелся длинный сирийский меч.
– Куда вы так спешите, добрые господа? – заныл тот, чье лицо скрывала повязка. – Подайте несчастным калекам, добрым вавилонянам, отдавшим свое здоровье на полях сражений! Лично мне выбила глаз ассирийская стрела, а вот ему отрубил ногу персидский латник в бою под Ашшуром… так что не скупитесь, добрые господа, подайте нам хоть половину сикля…
– Ты не к тем обратился, солдат, – перебил его высокий жрец. – Мы – слуги Великого Отца Мардука, идем, чтобы свершить то, что должно. Слава Мардука – слава Вавилона!
– Слава Вавилона – слава Мардука! – ответил «нищий» условной фразой. – Проходите, добрые господа, здесь вы будете в безопасности. Мы внимательно следим за улицей и не пропустим никого чужого. Ни один иноземец не пройдет здесь – ни перс, ни финикиец, ни грек из армии молодого царя Запада.
«Нищие» посторонились, пропуская магов, и снова заняли свой пост. Маги же, пройдя с десяток шагов узким проулком, оказались возле задней глухой стены Эсагилы, главного вавилонского храма, храма Великого Отца Мардука.
Они остановились перед стеной. Высокий маг выступил вперед и трижды постучал в нее. Оттуда раздался ответный стук, затем приглушенный голос проговорил:
– Кто пришел в такой поздний час в храм Великого Отца?
– Верные сыновья пришли, чтобы исполнить сыновний долг! – вполголоса ответил маг своему незримому собеседнику. – Слава Мардука – слава Вавилона!
– Слава Вавилона – слава Мардука! – донесся ответ, и тотчас в стене храма открылась потайная дверь.
Три мага прошли в потайной ход, дверь тотчас закрылась за ними, и они оказались в кромешной тьме.
Однако прошло всего несколько мгновений, и перед ними вспыхнул факел. Привыкнув к его яркому свету, маги увидели перед собой крошечного человечка, почти ребенка по росту. Однако лицо этого карлика было старым, изрезанным глубокими морщинами, а в глазах светилось знание всех человеческих грехов и пороков.
– Следуйте за мной, братья! – проговорил карлик и быстро пошел вперед по коридору, скрытому в стене храма.
Какое-то время маги шли прямо, потом коридор начал забирать вверх, затем резко повернул. Впереди оказались крутые каменные ступени. Поднявшись по ним, спутники вышли на широкую крышу Эсагилы, над которой раскрылось огромное ночное небо.
Посреди квадратной площадки в глубоком кресле сидел старец с выбритой наголо головой. Лицо его было обращено к небу, но глаза были незрячими, их покрывала белесая пленка слепоты.
– Здравствуй, великий старец! –
