Рагнхильд руководила операциями с яростной решимостью и угрозами, в то время как Хокр, казалось, отлично обходился улыбкой и похвалой. Кери заметила, что даже угрюмые юноши из ее деревни стали выполнять его приказы без жалоб, в то время как она и другие женщины часто ворчали по поводу своей хозяйки. Хокр казался хорошим человеком во многих отношениях, и ей было трудно связать этот образ с жестоким мародером, который так безжалостно разграбил ее деревню. Какой же настоящий?

Однажды поздним осенним вечером он еще раз доказал, что более доброжелателен, чем большинство хозяев. После трапезы он потребовал тишины и, когда в комнате все замолчали, встал.

— Я так понимаю, что вчера у наших слуг родился ребенок и я должен определить его судьбу. Принесите его.

Все вытянули шеи, когда дверь открылась и показалась рабыня по имени Эйра, несущая небольшой сверток.

— Что происходит? — шепотом спросила Кери у Эйсе, случайно оказавшейся рядом.

— Ярл должен решить, будет ли бедняжка жить или умрет.

— Что?! — Кери не смогла скрыть ужаса в голосе. — У него есть право выбирать жизнь или смерть для детей, рожденных рабами?

— Да, разве ты не знала? — Эйсе казалась удивленной, словно говорила о чем-то совершенно обычном. — Если он решит, что ребенок слишком мал, или болен, или что ртов, которых нужно кормить, и так достаточно, младенца отнесут в лес.

Кери содрогнулась, хотя понимала: избавиться от младенца, позволив ему замерзнуть в лесу, — можно сказать, мягкое убийство. Если, конечно, дикие животные не доберутся до ребенка первыми… Но лишать кого-либо жизни в любом случае было тяжким грехом.

Эйсе продолжала шептать:

— Обычно таких детей оставляют умирать, чтобы они не стали обузой для поселения. Но ярл — в отличие от своего отца — никогда не приговаривал ребенка к смерти подобным образом. По крайней мере, пока. Я убеждена, что, пощадив своего собственного ребенка, он не может, по совести, допустить, чтобы убивали других. Хотя, конечно, не сразу стало ясно, что маленькая Йорун не такая, как другие дети…

Кери слегка успокоилась. Ей следовало бы уже знать, что Хокр отличается от большинства мужчин. Она молча ждала, что произойдет дальше.

— Еще один из твоих? — Рагнхильд произнесла это с издевкой, шепотом, разнесшимся по всей комнате. — Не можешь держать свои руки подальше от рабынь?

Хокр нахмурился, глядя на нее, но ничего не ответил. Большинство людей знали, что ее слова были явной неправдой. В отличие от некоторых своих людей, он никогда не домогался служанок, несмотря на упорные слухи, что Рагнхильд отказывает ему в постели. Он также постановил, что ни одну женщину, рабыня она или нет, нельзя принуждать к интимной связи насильно, и его люди научились придерживаться этого правила. Кери слышала, как многие женщины благодарили Господа за эту милость, хотя от нее не скрылось то обстоятельство, что некоторые из них уже поддались чарам своих похитителей.

Хокр повернулся к Эйре и поманил ее к себе.

— Покажи мне ребенка.

Женщина высвободила младенца из шали. Ее руки тряслись, когда она обнажила щуплый комочек, который выглядел так, словно его вот-вот унесет порывом ветра. Ко всеобщему ужасу, который слышался в общем вздохе, одна нога у ребенка оказалась короче другой. Кери почувствовала, как все внутри у нее напряглось. Конечно, Хокру придется приговорить несчастного калеку к смерти: тот никогда не вырастет в полезного рабочего.

Эйра, очевидно, тоже так думала, потому что по ее щекам уже катились слезы. Кери заметила, что один из рабов-мужчин, стоявших поблизости, выглядел крайне встревоженным. Она поняла, что он, должно быть, и есть отец ребенка.

— Хм, как ты думаешь, она будет благополучно развиваться? — мягко спросил Хокр и протянул палец, который малышка сжала в своем крошечном кулачке.

Эйра, часто моргая, посмотрела на хозяина.

— Я… не знаю… Но если о ней заботиться, то да.

— Впрочем, если ты станешь хорошо ее кормить, она быстро наберется сил и справится со своим недугом, — вслух размышлял он.

Мать ухватилась за эту соломинку, почти восторженно кивнув.

— О да! Конечно! Она маленький боец, я уверена в этом. У нее хорошие легкие, и она уже хорошо ест.

Хокр кивнул, как будто это подтвердило его собственные мысли.

— Она может жить, — изрек он.

— Что?! Ты с ума сошел? — Рагнхильд высказала то, что было на уме у каждого. — Как она сможет ходить с этой культей?

Не спуская широко раскрытых глаз с Рагнхильд, Эйра быстро завернула ребенка в одеяло и прижала к груди, защищая. Ей только что дали надежду, но неужели теперь ее снова отнимут?

— Возможно, она никогда не будет хорошо ходить, но с ее руками все в порядке, — возразил Хокр. — Она крепко сжала мой палец. Ее можно будет отправить ткать или прясть и тому подобное. Мы не можем все быть идеальными. — Он пристально посмотрел на Рагнхильд, и та умолкла: их собственный ребенок был далек от совершенства, и она это знала.

Хокр повернулся к Эйре, которая теперь смотрела на него в ошеломленном молчании.

— Можешь идти. Хорошо ухаживай за малышкой, слышишь? Я хочу, чтобы ее руки и здоровая нога были сильными.

Эйра кивнула и, улыбнувшись, поспешила прочь, а за ней с облегчением последовал отец, в то время как оставшиеся стали возбужденно перешептываться. Враждующая пара в центре комнаты была забыта, но Кери, которая подошла, чтобы усадить Йорун рядом с матерью и отцом, услышала, как они, понизив голос, продолжали обмениваться язвительными колкостями.

— Твоя мягкость тебе же во вред, — говорила Рагнхильд. — Как люди станут уважать тебя, если ты не можешь решиться даже на такое простое дело, как лишить жизни бесполезного раба? Честно говоря, ты был единственным человеком в этом зале, который считал, что девчонка должна жить.

— Нет, я думаю, что по крайней мере трое из нас стремились к такому исходу — поскольку, я уверен, ты видела, ребенок не мой. Я не заметил, чтобы кто-то проявил ко мне неуважение, кроме тебя. А ведь как мать, ты должна была хоть немного посочувствовать Эйре. Я говорю тебе, Рагнхильд, тебе лучше обуздать свой язвительный язык, или мне придется что-то с этим делать.

«Хоть бы они прекратили препираться», — думала Кери. К этому времени она уже поняла, что у жены Хокра были свои причины для желчности, которая, казалось, извергалась из нее на каждом шагу, и девушке действительно было жаль эту женщину. Тяжко жить, понимая, что ты бесплодна, особенно в таких случаях, как этот, когда детей, можно сказать, подсовывали ей под нос, но Кери все еще не могла смириться с таким поведением по отношению к мужу. На ее родине этого никогда бы не потерпели.

— Наверное, ты мечтаешь, чтобы ребенок был твоим, с сухой ногой или без, — пробормотала Рагнхильд.

Хокр вздохнул.

— Боги решают наши судьбы, и в семейной жизни есть нечто большее, чем дети. Я только хотел бы, чтобы ты это понимала. Кроме того, у нас есть дочь. Возможно, тебе стоит время от времени уделять ей час-другой.