— Твоя задница, плотно обхватывающая мой член.

Я напрягаюсь и недоверчиво смотрю на него.

— Что?

— Ты слышала меня. У меня была твоя пизда и твой хорошенький ротик. Пришло время взять твою попку и заявить права на каждую дырочку.

Я тяжело сглатываю при этой мысли.

— Нет.

Он усмехается.

— Кажется, у тебя не очень хорошая память, да?

— Что ты имеешь в виду?

— Я же говорил, что монстрам плевать на согласие, мисс Морроне. — Он все еще держит меня за волосы и использует их, чтобы поднять меня на ноги. — Ты целую неделю бросала мне вызов и держалась на расстоянии. Будет только справедливо, если я накажу тебя тем, что возьму всё, что, блядь, захочу.

Он тащит меня к качелям, свисающим с потолка в углу.

— Ложись на качели.

Мой желудок скручивает, когда я перевожу взгляд с него на конструкцию.

— Ты не можешь этого сделать. Я расскажу…

Его пальцы обхватывают мое горло прежде, чем я успеваю закончить предложение.

— Кому ты расскажешь, Камилла? Ты никогда не доносила на меня, и ты знаешь, что хочешь этого. Ты, блядь, искала этого, появляясь у моей двери снова и снова в ожидании наказания.

Мне трудно дышать, когда он с силой толкает меня на качели.

— Ты примешь всё, что я тебе даю, как хорошая маленькая мазохистка, какой ты и являешься, и будешь наслаждаться каждой гребаной секундой. — Он сильно шлепает меня по ягодицам, заставляя вздрогнуть. — В конце концов, ты принадлежишь мне. — Его палец проводит по едва зажившим инициалам на моей заднице. — Моя.

Он вставляет три пальца в мою киску и стонет.

— Такая чертовски мокрая. Смазка нам не понадобится, твоей будет достаточно.

Я чувствую, как он размазывает возбуждение по моей попке и плюет на нее, заставляя меня содрогаться. А затем он засовывает член в мою киску.

— Я хорошенько намочу свой член в твоей пизде.

Часть меня не может поверить, что он делает это, заходит так далеко, но есть какая-то темная часть меня, которой это нравится. Я хочу, чтобы он брал от меня всё, что хочет, использовал меня и издевался надо мной больными и грязными способами.

— Гаврил, это безумие.

Его глаза вспыхивают.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что ты можешь называть меня по имени?

Я поджимаю губы.

— Нет, но я думала…

— Не надо. Для тебя сэр или хозяин.

Я тяжело сглатываю.

— Извините, сэр.

Он выходит из моей киски и прижимает твердую, толстую головку члена к тугой дырочке, заставляя меня напрячься.

— Я бы сказал тебе, что больно не будет, но это ложь. И давай будем честны друг с другом. Ты любишь боль.

Он сильнее вдавливает кончик в тугое кольцо мышц, и я вскрикиваю, когда тот проникает внутрь.

— Именно так. Я хочу слышать, как ты кричишь, когда принимаешь член в свою попку.

Не могу поверить, что долгие годы влечения к этому мужчине, моему профессору, привели к такому.

Боль невероятна, когда он продолжает давить, ни на секунду не отступая, пока я кричу в агонии.

Его член погружается в мою задницу все глубже и глубже, используя в качестве смазки только мое возбуждение.

— Такая. Блядь. Тугая.

Его челюсть напряжена, когда он наблюдает, как его член исчезает внутри меня.

Мне следовало бы кричать, чтобы он остановился, потому что это так неправильно. Я говорю ему "нет", а он все равно это делает.

Может, я и мазохистка, но я не верила, что у меня настолько все не в порядке с головой, что мне понравится, если меня возьмут против воли.

И все же, в глубине души я знаю, что это не совсем против моей воли. Я хочу этого. Я хочу Гаврила. Я хочу того, что он делает со мной, даже если не могу до конца принять, насколько это порочно и что это говорит обо мне как о человеке.

Я опускаю взгляд, когда боль, кажется, немного утихает, и понимаю, что член Гаврила полностью исчез внутри меня.

— Ты приняла каждый гребаный дюйм. — В его голосе звучит почти благоговейный трепет. — Теперь давай посмотрим, как тебе понравится, когда тебе испортят попку.

Его глаза вспыхивают тем же садистским восторгом, который я видела снова и снова.

По спине пробегает дрожь, когда он хватает меня за бедра и отталкивает от себя на качелях, пока его член почти полностью не выходит из меня. А затем притягивает обратно, с силой вбивая в меня каждый дюйм.

Я кричу, боль не похожа ни на что, что я когда-либо испытывала.

Такое ощущение, что он буквально пытается уничтожить меня изнутри.

— Мне чертовски нравится, когда ты кричишь, — говорит он, наблюдая за мной, пока повторяет одно и то же движение снова и снова, наслаждаясь болью, которую причиняет. — Это делает меня таким охуенно твердым.

И все же, чем больше он трахает меня, тем менее болезненным это ощущается.

Пульсация между бедер становится почти невыносимой, и я протягиваю руку вниз, чтобы коснуться клитора.

Гаврил агрессивно отталкивает мою руку.

— Никто не прикасается к тебе, кроме меня.

Я сужаю глаза.

— Это смешно.

Он с силой хватает меня за запястья и поднимает их над головой, наклоняясь над качелями, в то время как его член остается глубоко внутри меня.

— Таковы правила. Ты кончишь, когда я захочу. Ты поняла?

Я должна ненавидеть его требовательность, но, похоже, это только подпитывает мою больную и извращенную потребность быть использованной им.

— Да.

— Что «да»?

— Да, сэр, — отвечаю я, добавляя в свой тон сарказм, поскольку он ведет себя как придурок.

Если он и замечает, то не ругает меня за это. Вместо этого он отпускает мои запястья и снова начинает двигаться. Каждое движение жестче и грубее предыдущего, как будто он проверяет, как далеко он может зайти и сколько выдержит мое тело. Если он ожидает, что я буду умолять его остановиться, то будет удивлен, потому что наслаждение не похоже ни на что, о чем я могла мечтать.

Такое чувство, что удовольствие вот-вот разорвет меня на части, когда я смотрю на мужчину, который двигается во мне. Предположение о том, что он монстр, никогда не было таким актуальным, когда он обнажает зубы.

— Всё еще не страшно, мисс Морроне? — спрашивает он, голос хриплый и грубый.

Я качаю головой.

— Нет, сэр.

Он рычит и проникает в меня еще глубже, чем я считаю возможным, а затем наклоняется и впивается зубами в мое плечо достаточно сильно, чтобы пустить кровь.

— А должно быть, — шепчет он мне на ухо. — Когда монстр