Шрифт:
Закладка:
Внутри оказалась груда бумаг, посередине приподнимавшихся странным бугорком. Я заглянула вниз и обнаружила еще бумаги, на этот раз сложенные и перевязанные веревкой. Я их развязала и развернула: листы были исписаны и покрыты чернильными пятнами. Может, это те самые письма от ученого Ана? Наверняка. Если и было у всех девочек что-то общее, так это то, что они поголовно скрывали от матерей объект своего воздыхания.
Где-то вдалеке раздался звук шагов.
Я прижала письма к исступленно бьющемуся сердцу. Что-то меня беспокоило, настойчиво вгрызалось острыми зубами. Я посмотрела на буквы на белой тутовой бумаге. Белый. Слой за слоем я перебирала воспоминания, пытаясь осознать, что же кроется в белом цвете. На ум мне вдруг пришел Рюн, но почему – я понятия не имела.
Я вспомнила наш долгий разговор и события того дня вплоть до возвращения в столицу. Воскресила в памяти каждый шаг, каждую мелочь в его поведении, каждое выражение его лица и наши разговоры…
Стремительный поток моих мыслей резко замер. Белый. Белый – это цвет траура. Рюн говорил, что привез в Дом ярких цветов форму для инспектора Хана, потому что тот все еще был в белых траурных одеждах. И полицейский Сим тоже доложил командору, что инспектор Хан приехал в Дом в белом верхнем халате. Однако служанка Сои на первом допросе призналась, что в день убийства она говорила с мужчиной (с инспектором Ханом, как выяснилось впоследствии), одетым в синюю форму.
По спине липкой паникой сбежал пот. Я вдруг осознала, почему все это время заявление Сима не давало мне покоя. Он должен был знать, что инспектор Хан приехал в Дом в форме, а не в траурных одеждах. Ведь когда инспектор уехал, встретил служанку Сои и вернулся пьяным к госпоже Ёнок, на нем была синяя полицейская форма. Должно быть, госпожа Ёнок выдала ему вместо грязного и промокшего синего халата простой белый.
Так почему же по воспоминаниям Сима инспектор Хан был одет в белое?
Может быть, Сим видел инспектора Хана только в белом? Но тогда, получается, он не мог поручиться, что инспектор Хан пробыл в Доме ярких цветов до рассвета, когда убийство уже случилось.
Кто же тогда мог подтвердить местонахождение инспектора до полуночи, когда убили госпожу О? Только кисэн, хранительницы секретов.
Синий халат. Белый халат.
Возможно, эти письма подтвердят мои худшие страхи. Возможно, инспектор Хан затем и хочет найти все возможные доказательства, чтобы потом их сжечь.
– Нет-нет, – шепотом отбивалась я от змеившегося вокруг меня чувства подозрения. Оно вернулось, и на этот раз мне никак не удавалось сбросить его мертвую хватку. И все равно мне хотелось верить, хотелось считать инспектора Хана невиновным. – Пожалуйста, пусть он будет ни при чем.
Трясущимися руками я пролистала письма. На меня посыпались непонятные значки. Впервые в жизни я столь сильно жалела и злилась, что не умею читать. Правда была спрятана от меня за непроницаемой стеной, имя которой «невежество».
Я ничего не могла поделать. На мгновение мне захотелось вернуть письма на место. Передать их инспектору. Может быть, он и врал насчет алиби, но наверняка он не просто так заставил полицейского Сима дать ложные показания. Я колебалась, не зная, как поступить. И только воспоминание об инспекторе Хане удержало меня за запястье.
«Правда куда важнее, – говорил он. – Не примешивай личные чувства к расследованию».
Я рывком развязала пояс и оттянула воротник полицейской формы. Сквозняк из открытой двери щекотал мне ключицы, пока я пыталась развязать забинтованную грудь и запихнуть письма под ткань. Эти бумаги могли пролить свет на тайны инспектора Хана, если ему, конечно, вообще было что скрывать. Я попрошу кого-нибудь их мне прочитать…
– Ты что делаешь?
Письма выпали у меня из рук на пол. В дверях стояла Хеён и взирала на меня, удивленно вскинув бровь.
– Я… я просто… – пробормотала я. В голове творился хаос. – Жук под одежду забрался.
* * *
На моей находке обыск решили завершить. Хеён объявила, что больше ничего важного не обнаружили.
Мы собрались во дворе поместья госпожи Ким, где инспектор Хан открыл найденные мною четыре письма и разложил их в ряд, чтобы сравнить все разом.
– Три письма, по всей видимости, были написаны ученым Аном. Но это письмо… – он передал бумагу старшему полицейскому Симу. – Это последнее письмо, которое принесла служанка Сои и которое привело к смерти госпожи О. – Инспектор изучил буквы еще раз. – Почерк совершенно иной.
Пока инспектор изучал письма, к нему подошла Хеён и, склонившись в поклоне, что-то тихо произнесла. Я со своего места ничего не расслышала. Что бы это ни было, инспектор тут же медленным шагом двинулся вдоль ряда полицейских и тамо и остановился передо мной. Я замерла. Несколько долгих, мучительных мгновений он изучал меня… И пошел дальше.
Синий халат, белый халат.
Меня очень пугала мысль, что старший полицейский Сим солгал ради инспектора Хана. Он сказал командору, что был вместе с инспектором в Доме ярких цветов до полуночи, когда произошло убийство, но ошибся в цвете одежды. За этим определенно что-то крылось. Вранье Сима никак не выходило у меня из головы.
На следующий день я из-за ворот следила за инспектором Ханом. Все раздвижные двери были открыты нараспашку, и по павильону гулял легкий летний ветерок. Я резко напряженно выпрямилась: инспектор накинул на уши веревочки, которые крепились к круглым стеклышкам в деревянной оправе. Очки. Я слышала об этих штуковинах, но вживую еще не видела. Инспектор в них выглядел очень своеобразно.
Мужчина выложил на столе перед собой четыре измятых листка, придавил их по краям камнями и, наклонившись вперед, принялся изучать их содержимое. Должно быть, это те самые письма, которые мы нашли в комнате госпожи О. Но почему он вдруг нахмурился?
С тех пор как я обнаружила бумаги, я потеряла всякий сон. Сдерживать любопытство больше не было сил. Я подошла к ступенькам павильона и поклонилась.
– Прошу меня простить, господин, но… – я напомнила себе, что имею право знать. В конце концов, это я рассказала инспектору Хану о том, что в этом деле было замешано католичество. Это я вместе с ним ездила на гору Хва и отбивалась от разбойников. – Правда ли, что последнее письмо было написано не ученым Аном?
В ответ тишина.
Я заговорила снова, вцепившись в юбку, будто пыталась удержать в руках храбрость.
– Говорят, у каждого человека свой почерк. Вы будете искать человека с таким же почерком, как в письме, господин?
– Не тебе об этом спрашивать, – он даже головы от писем не поднял, чтобы взглянуть на меня. Только сдвинул очки на орлином носу повыше. – Так как не тебе об этом знать.
– Но господин…
Инспектор снял очки и воззрился на меня тусклым зловещим взглядом.