Шрифт:
Закладка:
Конечно, флорентийка не отличалась большой красотой. Более того, один современный историк даже описал ее внешность так: «Полная, смуглая, с жидкими волосами и глазами навыкате, итальянка слегка напоминала жабу»[138]. Но зато она была «умной, своевольной и привычной рассчитывать только на себя саму»[139]. Екатерина сумела заставить забыть о своем круглом лице и обратить внимание на красивые ножки в кокетливых штанишках: с этой целью она даже придумала особый способ садиться на лошадь. Однако пока Екатерина игриво демонстрировала свои достоинства, ее муж Генрих, которому новый титул придал чуть больше уверенности, продолжал усердно ухаживать за Дианой де Пуатье.
Верность Диане де Пуатье
Верность дофина действительно поражала. Несмотря на свой брак с Екатериной, он продолжал носить цвета Дианы, называл ее своей «дамой» и засыпал страстными поэмами, над которыми корпел порой целыми ночами.
Неожиданно для самой себя Диана де Пуатье – строгая вдова, вот уже шесть лет не снимавшая траура и взиравшая на мужчин с полным безразличием, ощутила неодолимое желание мужских ласк. Это привело ее в прекрасное расположение духа и побудило приступить к диалогу уже с новых позиций. Проявляя изощренную ловкость, в окружении придворных, вечно погруженных в интриги и увеселения, она постепенно распалила чувства дофина до самой крайней степени, представая перед ним попеременно кокетливой и по-матерински заботливой, влекущей и любящей.
Бедный юноша лишился сна и аппетита. Печальный и погруженный в меланхолию, он теперь жил, не отрывая взора от своей ненаглядной Дианы.
Ему было девятнадцать, ей около сорока. Но с ее ослепительной красотой не могла сравниться ни одна дама при дворе. Диана и в самом деле обладала красотой «столь абсолютной и не подверженной времени, что за нею терялась, отступая в тень, личность той, которая была ею наделена»[140].
Диана совершенно очаровала Генриха, несмотря на то что годилась ему в матери. Она оказалась абсолютной противоположностью его тошнотворно скучной жене.
Кончилось все тем, что и сама Диана, пораженная пылкостью дофина, влюбилась в него. Что же касается Генриха, то его эта связь просто преобразила, превратив в восторженного школяра. Именно тогда из детского озорства он собственноручно нарисовал придуманную им монограмму, где «Н», первая буква его имени, и буква «D» из имени Дианы переплетены так оригинально, что кажется, будто видишь «С», инициал Екатерины, соединенный с инициалом Генриха. Вскоре эта монограмма появилась на его личном оружии, потом на всех его замках и даже на королевской мантии.
Короче говоря, молодой Генрих, покорившись умной и опытной любовнице, очень быстро потерял голову и попал под ее полное влияние.
Власть Дианы де Пуатье над Генрихом II проявлялась также и в той области, где ее вмешательство было неуместно, и где оно возымело пагубные последствия. Она открыто спекулировала религиозной ортодоксией короля, внушая ему ненависть к протестантам, побуждая преследовать их – с постыдной целью обогатиться за счет ограбления.
Самое удивительное, что и король Франциск I все заметнее стал подчеркивать свое расположение к фаворитке сына и дошел до того, что стал публично интересоваться ее мнением о государственных делах. Вскоре она уже присутствовала на Королевском совете. Очаровательная Диана всерьез поверила, что она уже стала почти королевой Франции. Все вокруг боялись ее и унижались перед ней.
Отношение Екатерины к самозванке скрыть было невозможно. Как-то раз Диана невинно спросила ее: «Что вы читаете, мадам?» «Историю Франции! – отчеканила Екатерина. – Здесь написано, что делами этого королевства всегда управляли потаскухи!»[141]
Страшного скандала с непоправимыми последствиями удалось избежать исключительно чудом. И самое ужасное для Екатерины заключалось в том, что Диана постоянно советовала Генриху развестись с ней, так как она никак не могла подарить ребенка будущему правителю. Она при каждом удобном случае повторяла:
– Раз она не может способствовать продолжению династии, ваш долг отправить ее в монастырь.
Екатерина Медичи – Королева Франции
Генрих, соблазненный такой перспективой, объявил Екатерине, что намеревается с ней расстаться. В первый момент она остолбенела от горя, потом, разразившись рыданиями, выбежала из комнаты.
На самом деле, причина стерильности пары заключалась не столько в ней, сколько в ее супруге. Когда же тот набрался мужества и отдал себя в руки хирурга, Екатерина в январе 1544 года родила первого ребенка – сына, которого назвали Франциском.
Дальше беременности следовали одна за другой с большой регулярностью: всего у Екатерины родилось десять детей (как и предсказывали астрологи), из которых семь выжили, среди них оказались три будущих короля и две будущих королевы.
В 1546 году родилась дочь Елизавета, через год – дочь Клод, еще через год – сын Людовик (он умер, не прожив и года). Потом в течение пяти лет родилось еще шесть детей, из которых двое последних (дочери Виктория и Жанна) умерли при рождении.
Временами Диана ненавязчиво вытаскивала короля из своей постели, чтобы у монаршей четы появился законнорожденный наследник, как того требовал королевский долг.
Едва родившись, дети уходили от забот матери, так как отец поручал их своей любовнице, которая должна была заниматься их образованием. Екатерина между тем оставалась матерью униженной, постоянно беременной, но внимательной к малейшим событиям в жизни своих чад.
Через три года после рождения первого сына, 31 марта 1547 года, смерть короля Франциска I изменила судьбу Екатерины: в 28 лет она стала королевой Франции.
Восшествие на престол нового короля изменило привычки двора, и тут же были приняты меры против протестантов. Не забыл новый король и про Диану де Пуатье: она получила все поместья поверженной герцогини д'Этамп и ее драгоценности, включая громадный бриллиант. Ей подарили и прекрасный замок Шенонсо на Луаре. В довершение всего ее сделали герцогиней Валентинуа (впервые герцогский титул достался женщине не по праву наследования).
Вынужденная терпеть подобные унижения, Екатерина не находила себе места от бессильной злобы. Через много лет она написала своей дочери, знаменитой королеве Марго: «Я радушно принимала мадам де Валентинуа, ибо король вынуждал меня к этому, и при этом я всегда давала ей почувствовать, что поступаю так к величайшему своему сожалению, ибо никогда жена, любящая своего мужа, не любила его шлюху, а иначе ее не назовешь, как бы особам нашего положения
