class="p1">В таких условиях, однообразие которых разбавляется короткими комическими интерлюдиями, аудитория будет зачарованно сидеть целый день. Короткая эпическая драма, которая составляется из танцев Но, наполнена почти не артикулируемыми звуками. Здесь и шелест ветра в ветвях сосны, и стук капели, или звон далеких колоколов, подавленные рыдания, лязг и скрежет оружия во время воинского сражения, или отзвуки того, как ткачихи бьют по деревянной балке, сплетая новую ткань, а также пение сверчков и все другие разнообразные голоса ночи и природы, где молчаливая пауза имеет бо́льшее значение, чем болтовня. Такое туманное высказывание, доносящееся эхом от вечной мелодии молчания, может показаться вульгарным и варварским. Но нет сомнений в том, что это признак великого искусства. Оно никогда не позволяет нам даже на секунду забыть о том, что танцы Но это прямое обращение разума к разуму, способ, с помощью которого невысказанная мысль рождается за плечами актера, чтобы неслышной и неуслышанной достичь сердца того, кто слушает.

Периоды Тоётоми и Ранний Токугава. 1600–1700 гг

Власть Асикага, ослабленная распрями между двумя семьями Ямана и Хосокава, которые были главными регентами над сёгунами, постепенно отступала перед возраставшей мощью феодальных князей. Страна находилась в постоянном состоянии войны, с непрекращающимися конфликтами между каждыми двумя соседствовавшими даймё, среди которых иногда появлялись великие умы, способные составить план объединения империи путем захвата столицы, в которой размещался император. История всего этого периода представляет собой простое перечисление попыток захвата Киото противоборствующими сторонами.

Ода Нобунага вместе с Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу образовали тройственный союз, в котором каждый из участников представлял огромную силу своего времени. В конце концов они выполнили свою задачу. Именно Нобунага, занимавший place d’avantage[77] в Центральной Японии, сумел оказаться в центре между конфликтующими сторонами и заменить сёгунов Асикага собой в качестве военного диктатора для больше чем половины японских баронов. Именно Хидэёси, самый великий генерал Нобунанга, унаследовал его влияние и завершил подчинение соперничавших вождей, оставив после своей смерти консолидированную страну под жестким управлением режима осторожного государственного деятеля Иэясу.

Таким образом, центральной фигурой этого периода становится Хидэёси, человек, который пробился из низов на самый высокий пост в империи в 1586 г., и для чьих непомерных амбиций Япония оказалась слишком мала, что подвигло его на попытку покорения Китая. Это привело к катастрофическому опустошению Кореи и унизительному выводу японских войск с полуострова после смерти Хидэёси в 1598 г.

Как и прославленный лидер, новая знать того периода состояла из людей, которые писали свою родословную силой оружия; некоторых рекрутировали из числа местных разбойников, а некоторые были капитанами-пиратами, которые наводили ужас на жителей прибрежных районов Китая; и естественно, что их малокультурный ум воспринимал серьезную и строгую утонченность принцесс Асикага как безвкусную, как нечто непонятное. Эти люди, с одобрения Хидэёси, не отказывали себе в участии в чайной церемонии, однако даже это означало для них скорее наслаждение демонстрацией своего богатства, нежели получение истинного удовольствия.

Тем не менее искусство этого периода более выделяется своим великолепием и богатством цветовой гаммы, чем внутренней значимостью. Декорирование дворцов в стиле династии Мин, богатых декадентской отделкой, было им навеяно общением с корейцами и китайцами во время континентальной войны.

Новым даймё потребовались новые дворцы, которые своими размерами и роскошью намного превосходили простые жилища даже сёгунов Асикага. Это было время каменных замков, на проектирование которых влияли португальские инженеры. Из них самым примечательным стал замок в Осака, спроектированный лично Хидэёси; в возведении замка участвовали все даймё страны, чтобы сделать его неприступным даже для военного гения Иэясу.

Замок Момояма вблизи Киото, настоящее произведение архитектуры, вызывал восхищение всей нации своей пышностью и великолепием. При его строительстве был продемонстрирован предел декоративного искусства, поэтому здание пережило знаменитое землетрясение 1596 г. и последовавший потом разрушительный пожар войны. Слава Никко меркнет перед ним, потому что этот замок является всего лишь имитацией того, что художники называют сейчас стилем Момояма. Замок Момояма был своим Версалем, которому подражали все феодалы и даймё. Каждый замок в стране становился уменьшенной копией Момояма.

В это время была открыта удивительная пригодность листового золота, широко использовавшегося с тех пор для украшения стен и ширм. Некоторые ширмы из знаменитых «ста комплектов», принадлежавших замку-дворцу, сохранились до настоящего времени, так же, как и некоторые из тех, что украшали обочины дорог длиной во много миль, по которым двигались процессии Хидэёси. Стены в залах для приемов покрывали изображения огромных, растущих на скалах сосен. Иногда такие изображения в ширину достигали сорока или пятидесяти футов. Нетерпеливые даймё одновременно обрушивали свои заказы на усталых художников, от которых иногда требовалось построить полностью отделанный дворец за один день. И Кано Эйтоку вместе со своими многочисленными учениками работал, рисуя бесконечные заросли, птиц в роскошном оперении, львов и тигров, символизировавших храбрость и королевскую власть, прямо посреди величественной суматохи, поднятой их покровителями.

Токугава Иэясу, который пришел к власти после второго штурма замка Осака в 1615 г.[78], объединил административную систему всей страны и, с величайшей государственной мудростью, ввел новый режим, основанный на простоте и солидарности. В искусстве, как и в церемониях, он пытался вернуться к идеалу Асикага. Его придворный художник Танъю с братьями Наонобу и Ясунобу и с племянником Цунэнобу поставили перед собой цель сымитировать чистоту, свойственную произведениям Сэссю, но, конечно, у них не получилось добиться такого уровня значимости. Это была эпоха мужественной расы, только что пробудившейся ото сна, в первый раз демонстрирующей теперь наивные развлечения простых людей и вновь освободившейся от законов мира искусства. Это японское общество на два столетия опережает появление некоторых характерных особенностей в Европе XIX в[79]. Церемонии и любовь того времени выставлялись напоказ и были непросты. Такая ситуация сохранялась и в эпоху Гэнроку, век спустя после учреждения сёгуната Токугава.

Архитектура раннего периода Токугава в основном следовала, как уже было сказано, архитектурным характеристикам Тоётоми, чему мы находим примеры в мавзолеях Никко и Сиба, и в дворцовом убранстве замка Нидзё, а также храма Ниси Хонган-дзи.

Разрушение социальных границ, которое началось с приходом к власти новой аристократии, наполнило искусство неизвестным еще духом демократии.

Здесь мы находим зачатки Укиё-э или Популярной школы, хотя ее концепции в это время сильно отличаются от более поздней жанровой школы Токугава, в которой глубокие классовые препятствия накладывали свои ограничения на простонародные концепции. В эту эпоху дикого веселья, когда наслаждение было радостью для нации, освободившейся на полвека от кровопролитий, люди направляли свою энергию на детские забавы и фантастические образы, и к ним в общей радости присоединялись даймё.

Санраку – талантливый преемник Эйтоку, усыновленный им[80]; Кои – великий учитель Танъю; Иваса Кацусигэ, называемый отцом школы Укиё-э; и Иттё,